Надо ли говорить, что после этого в поверженных городах оставались только груды растерзанных трупов и стаи бродячих собак.
Восток всегда отличался жестокостью, но такого ужаса Персия не переживала ни до, ни после. В Кермане на главной площади выкалывали глаза десяткам тысяч мужчин. Вырезанные глаза скидывали в большие плетеные корзины и каждое утро ставили на пороге шахского дворца. Ага Мохаммед, выходя утром на двор после сна, с удовольствием любовался жутким творением рук своих, над которым кружили мириады мух. Он с нежностью брал в руки вырванные глаза и играл ими, как дети играют камушками, перекидывая из рук в руки. Затем карлик шел к сложенной посреди дворцового двора огромной пирамиде. О, эта пирамида была еще страшнее наполненных глазами корзин, так как состояла из тысячи голов плененных врагов. Только налюбовавшись своими жуткими трофеями, Ага Мохаммед отправлялся пить сладкий шербет…
Участь женщин была не менее страшной, чем участь их мужей. Около десяти тысяч девочек и молодых женщин из захваченных городов были отданы на потеху воинам, остальные обращены в рабство. Последнего правителя царствующей династии Зендов Лутф-Али-хана злобный карлик вначале лично ослепил, а затем в течение нескольких дней четвертовал, наслаждаясь душераздирающими воплями поверженного врага.
Зная неистовый нрав Ага Мохаммеда, можно только удивляться и благодарить судьбу, что в свое время он совсем иначе поступил с захваченными в плен российскими морскими офицерами…
Зверски уничтожив всех соперников и превратив страну в руины, Ага Мохаммед-хан заявил:
– Я заботился не о том, чтобы самому утвердиться на престоле, а чтобы возвратить все потери, понесенные Персией во времена междоусобиц! Поэтому даю обет не принимать титула шаха до тех пор, пока власть моя не будет признана на всех землях персидских!
– О, великий, куда же ты направишь свой пронзающий взор, прежде всего! – целовали носки его туфель запуганные вельможи.
Ага Мохаммед скривил свое и без того сморщенное лицо, ощерил беззубый рот:
– На Грузию, эту мою законную провинцию, которая посмела заявить о самостоятельности! Клянусь, что я возьму себе титул шаха, пока не овладею Тифлисом!
Ага Мохаммед еще раз оглядел свои страшные корзины и не менее страшную пирамиду:
– Эти грузины даже не знают, что их вскоре ждет!
Когда в апреле 1795 года царю Ираклию стало известно, что в Ардебиле Ага Мохаммед-хан начал собирать войско, он писал начальнику Кавказской линии Гудовичу и своему послу в Петербурге Чавчавадзе с просьбой оказать военную помощь, согласно параграфам Георгиевского трактата.
Однако события начали развиваться столь стремительно, что письма просто не успели дойти до Петербурга. Что же касается Гудовича, то он был опытным царедворцем, причем опальным. Поэтому принимать самостоятельно столь важное решение, как отправку войск в Грузию, без одобрения императрицы он просто не имел