«В развалинах храма до сих пор слышно ангельское пение, службы не останавливались ни на минуту. А кладбище полно тайн. Ходят слухи, что где-то на нем зарыт клад, что купец перед смертью попросил не раздавать добро невесть кому, а оставить ему».
Ну и хорошо. Ангелы подпоют. Представлю даже, что Света стоит рядом, тоже подпевает. Даже неважно, так ли это.
Кладбище стояло сырым и тихим, как дом Тихона. Будто он перебрался из дома в дом. Перешагнул через высокую траву, оградки, зажег смолу в кружке, открыл молитвослов. Не меньше часа. Хорошо. У меня слезы – от дыма, от пахучей травы, ну и немного от печали. Начал с псалмов. И дальше, и дальше. Ангелы подхватили. Пусть покоится дед, никому он ничего плохого не делал, жил как мог. Упокоится ли со святыми – кто знает, но попросить-то можно. Что могу, то делаю, как могу, так и благодарю. Не надо приходить ко мне на девятый день, и без того порой жутко. Но ничего, если придешь, так придешь, спокойно поговорим, как раньше. А я сделал как обещал, даже с ангельским хором.
Люди на овальных фотографиях глазели и удивлялись. Переговаривались, наверное: мол, у них-то не было ангельского хора, а тут есть – видно, кого-то высокопоставленного отпевают. Как когда военных хоронят, приходят солдаты и пуляют в воздух по невидимым птицам. А здесь даже лучше. Всё, больше часа. Пусть покоится Тихон Сергеевич.
Под вечер сидел и смотрел телевизор, местный канал. Даже не заметил, как она зашла. Тихими шажками, предвкушением, быстрым взглядом. Ты тут? Да… Хорошо. Думаете, Света? Не, Мирониха. Принесла узелок с гостинцем, рассказала, что у нее болит голова, нет ли у меня травки заварить. Есть, ароматная, можно и в чай, и в смолу – просто нюхать. Ага. И икона теперь у тебя? Да, у меня. Ага. Пусть покоится Тихон. Пусть. Если чего надо, ты скажи. А что мне надо? Ну, молоко, творог, сыр свой, домашний, не покупной. Хорошо, скажу, если захочу чего.
Рыба
Сергей Петрович, администратор по должности и пониманию вещей, жил со своей женой, Софьей Григорьевной, в маленьком городке на юге России. Рядом текла речка, не замерзавшая даже в крепкие морозы. В центре же стоял памятник (понятно кому), а рядом с ним дом с конторами, в одной из которых днями заседал Сергей Петрович. Дети Сергея Петровича давно выросли, обзавелись своими семьями, переехали в большие города. Навещали родителей они редко, скорее по нужде, чем по тоске. Так складывалось бытие: спокойное и должное.
Сергей Петрович вздрогнул от звонка в дверь. Огляделся, недовольно встал.
– Кто там еще, – сквозь сон пробормотала Софья Григорьевна.
– Спи. Сейчас погляжу.
Сергей Петрович подошел к двери.
– Кто? – резко спросил он.
– Это я, Семен. Откройте. Если не спите, конечно.
– Как мы спать можем, в шесть утра-то…
Семен зашел. Был он, как обычно, в длинном черном