– Могу только вообразить.
– Это ужасно. Вот сегодня она орет на тебя за то, как ты водишь машину. А на следующий день ты свободен.
Я принесла Леонарду теплой воды из-под крана в пыльном стакане.
– А помимо скорби, – проговорил он, – еще и наркотики, которые я употреблял в юности.
– Какие именно?
– ЛСД. Мескалин. Пейот. И так далее. Они заставляют меня терять разум на какой-то период. Время от времени.
Я подумала о продуктах, которые купила по пути домой, о молоке, греющемся там, на жаре. Смерть этого второго ребенка выкручивала мне внутренности. Поход по продуктовым магазинам был одним из лучших известных мне способов успокоиться. Чистые, прохладные ряды. Все ярко освещено в любое время суток.
– Если вы не возражаете, Ленни, мне нужно достать продукты из машины. Я сейчас вернусь.
– Давайте я их принесу. Позвольте мне побыть джентльменом, чтобы я не чувствовал себя позорищем.
– Нет. Останьтесь.
Было почти четыре часа, и я решила приготовить Леонарду ужин. У меня было много свежих овощей, и все они не влезли бы в холодильник.
Поначалу я всегда готовила Вику в своей квартире. Тебе не стоит этого делать. Если готовишь для мужчины и готовишь очень хорошо, как я, он решит, что ты ему принадлежишь. Истина же заключается в том, что я всегда тренировалась готовить ради человека, которого могла бы полюбить по-настоящему. Ради Бескрайнего Неба, например. С каждой хрустящей перепелкой, которую я запекала для Вика, я оттачивала свою технику для Бескрайнего Неба. Были бы длинные дубовые столы, накрытые к Благодарению в его роскошном доме в горах. Были бы повсюду раскиданные прутья и сосновые шишки, никаких скатертей и свежая минеральная вода с лаймовой кожурой.
Ленни уселся на один из моих современных барных табуретов, которые были не к месту в этой деревенской хибаре. Стал смотреть, как я измельчаю чеснок. Моя мать измельчала чеснок очень быстро, так быстро, что я всегда проверяла, все ли ее пальцы были на месте, когда она заканчивала. Я не торопилась. В отличие от матери у меня не было ребенка, ползающего под ногами, и мужа, едущего с работы домой.
Но на этот раз я измельчала чеснок небрежно. Едва не порезала палец. Мои мысли были в том телефонном разговоре. Я не думала о людях, которых оставил Вик, во всяком случае, думала недостаточно, пока не услышала голос Мэри. Когда настрадаешься столько, сколько настрадалась я, начинаешь видеть все в перспективе. Точно знаешь, как именно люди будут жить дальше, и уверена, что они снова научатся смеяться. От этого их нынешние страдания кажутся прозаичными.
– Что вы готовите?
– Обжариваю брокколи в панировочных сухарях с чесноком и красным перцем.
– Остро даже на слух.
– Вы из тех стариков, которые не переносят острое?
– А в вас есть некоторая жестокость.
Вот что я тебе скажу: мужчины обожают жестокость. Она напоминает им обо всех тех моментах, когда их отцы или матери думали, что эти парни недостаточно хороши.