– Да, я сегодня на взводе, – сказал Бивер, то ли поняв что-то по лицу Джоунси, то ли верно прочитав его мысли. – Признайся, старик, тебе тоже немного не по себе. Откуда он только выполз!
– «Не по себе» – это слабо сказано!
– Звук такой, словно он забил в задницу какое-то несчастное создание, погибающее от удушья! – Бив сам удивился собственному остроумию. Они расхохотались одновременно, задыхаясь, зажимая рты, стараясь, чтобы гость не услышал и не понял, что смеются над ним. Джоунси приходилось особенно трудно: он чувствовал необходимость разрядки и в то же время понимал, что находится на грани истерики. Сгибаясь пополам, он охал, фыркал, захлебывался, не вытирая катившихся слез.
Наконец Бивер схватил его за руку и вывел на крыльцо. Они долго стояли, раздетые, в глубоком снегу, радуясь возможности посмеяться вволю в таком месте, где свист ветра заглушал остальные звуки.
6
Когда они снова вошли в дом, руки Джоунси совсем онемели, пришлось сунуть их под горячую воду, и Джоунси пожаловался, что совсем не ощущает тепла. Но на душе было на удивление спокойно. Иногда полезно вволю посмеяться! Он даже почти забыл о Пите и Генри. Как они там? Сумеют ли благополучно вернуться?
– Ты сказал, это кое-что объясняет, – напомнил Бив, принимаясь за очередную зубочистку. – Что именно?
– Он не знал о том, что ожидается снег, – медленно выговорил Джоунси, пытаясь поточнее воспроизвести слова Маккарти. – Жаловался на синоптиков. «Вот тебе и «ясно и умеренно холодно», кажется, он именно так сказал. Но это имело бы смысл, если последний прогноз он слышал одиннадцатого или двенадцатого, ведь почти до самой ночи действительно было ясно.
– Да, и умеренно, мать его, холодно, – согласился Бивер и, вытащив посудное полотенце с выцветшим узором из божьих коровок, принялся вытирать тарелки. – Что он еще сказал?
– Что они остановились в Кинео.
– Кинео?! Да это в сорока – пятидесяти милях к западу отсюда! Он… – Бивер вынул зубочистку изо рта, исследовал следы зубов и сунул обратно. – Понятно.
– Да, он не смог бы проделать все это за одну ночь, но если скитался три дня…
– И четыре ночи, если он заблудился днем в субботу, это четыре ночи…
– Да, и четыре ночи. Если предположить, что все это время он шел строго на запад… – Джоунси произвел мысленные подсчеты. По пятнадцать миль в день. – Вполне возможно, я бы сказал.
– Но как же он не замерз? – Бивер бессознательно понизил голос. – Правда, куртка у него длинная и белье с подогревом, но с самого Хэллоуина температура не поднималась выше двадцати градусов. Может, объяснишь, как это он шлялся по лесу четыре ночи и не замерз?! И даже не обморозился, если не считать этой штуки у него на щеке.
– Понятия не имею. И, кстати, почему он не оброс?
– Ну? – У Бивера поехала челюсть. Зубочистка опасно свисала с нижней губы. Наконец, опомнившись, он медленно кивнул. –