– Андрей Семенович! Андрей Семенович! – нервно закричал подбежавший Прохор. Упав на колени и стараясь привести панича в чувство, он судорожно растирал снегом его лицо.
Андрей начал наконец приходить в себя. Тихо простонав и открыв глаза, он некоторое время непонимающе смотрел на склонившихся над ним бородатых мужиков. Словно из подземелья до него доносились обрывки фраз:
– Кажись, жив. А ведь могло…
– Слава тебе, Господи. Будет жи…
– Андрей Семенович, ну как себя чувствуете? – уже весьма осмысленно понял последние слова Андрей.
– Ничего… вроде цел, – тихо ответил панич и тут же сморщился от боли, попытавшись самостоятельно подняться.
– Лежите, лежите, – придержал его Прохор, – а я сейчас плечо погляжу.
Он быстро разорвал подол своей рубахи и перевязал плечо Андрея. Кровоточащие царапины были хоть и глубоки, но для жизни и здоровья не опасны.
Мужики в неописуемой тревоге перешептывались, поглядывая то на панича, то на страшное бурое чудище. И смятение их было понятно: не дай бог с паничем что-то серьёзное – всем мало не покажется. Хотя, конечно, основная вина ляжет на Прохора.
Вскоре послышались голоса и шум приближающихся охотников, которые оставались стоять на номерах. Нарушая все писаные и неписаные охотничьи законы, они, напрасно выстояв в засадах больше часа, двинулись навстречу загонщикам. Но такое крайнее решение панство приняло ещё вчера вечером, так как все желали стать обладателем редкого трофея. И все посчитали такой вариант хотя и опасным, но зато уравнивающим шансы на первый выстрел по медведю. По мнению старших панов-охотников, сжимая кольцо людской цепью, они почти одновременно выйдут на зверя. Прохор делал робкую попытку отговорить от такого плана, но пан Хилькевич в резком тоне напомнил холопу, кто есть кто. Так и порешили. Но, как говорится, человек предполагает, а Бог располагает. Всё вышло не так, как задумали светлые панские головы.
Вот показался пан Войховский. Увидев, что Андрей ранен, он остановился с расширенными от испуга глазами. Следом, тяжело сопя, двигались Семён Игнатьевич и отец Прохора – Гришак. Стягивались к этому месту и шедшие вместе с ними мужики.
И вот тишину предсказуемо разорвал истошный крик пана Хилькевича:
– Андрюшенька! Сыночек! Господи, как же это… – Семён Игнатьевич рухнул на колени перед своим сыном. Лихорадочно осматривая и ощупывая его, он не верил своим глазам, что его сын ранен. Руки и голос пана Хилькевича дрожали от волнения. Сердце вот-вот могло дать сбой. Видя перед собой бледное лицо Андрея и проступающие через повязку алые пятна, Семён Игнатьевич вдруг остро ощутил дикий ужас. Он вдруг с какой-то трагической ясностью понял, что мог сейчас потерять своего единственного сына, свою любимую кровинушку. Он понял, что страшная беда прошла совсем рядом, мимолётно