– Как ты, например, – довольно язвительно сказал он.
– Совершенно верно – как я, – серьёзно подтвердил Дубровин.
– Что ж ты не воспитал таких у себя на рабочем месте?
– Почему не воспитал – воспитал. – Дубровин улыбнулся. – Времена в разведке стали другие, Ваня. Ладно, не горюй, постараюсь тебе помочь. Тем более что сам свою вину тут чувствую. Знаешь что, надоела мне эта чайная. Давай зайдём на Новом Арбате в какой-нибудь бар и примем граммчиков по сто коньячку для расширения сосудов. А?
– С утра? Коньяк? Стаканами? – с наигранным испугом и изумлением спросил он.
– А что? – удивился Дубровин, подыгрывая и смешно поднимая кустистые брови.
– Очень хорошо!
Они дружно рассмеялись и пошли на выход.
К «Марте» он смог поехать уже на следующий день.
Она запомнилась ему сухой и сдержанной дамой лет тридцати с манерами, полученными то ли в институте благородных девиц, то ли в женской партшколе, настроенной исключительно на деловой лад и не приемлющей никаких отклонений от заданной линии беседы. Ему устроили с ней одну или две встречи, перед тем как выпустить её в командировку для работы с Тиной, и он сразу понял, что слиться воедино двум стихиям, олицетворяющим огонь и лёд, будет очень и очень трудно, если вообще возможно.
Но начальство было о «Марте» самого высокого мнения, и если судить по результатам её прежней работы, она объективно заслуживала самых лестных характеристик. Однако для работы с Тиной она подходила мало. Агентура вообще склонна привязываться к одному и тому же оперработнику, а агент-женщина – в особенности, тем более что в данном случае оперработник был одновременно и любимым человеком. Сможет ли «Марта», эта воинствующая моралистка, сама никогда не выходившая замуж и, кажется, вообще не знавшая мужчин, понять истинные мотивы сотрудничества с советской разведкой женщины, изменившей своему мужу?
…Дверь в квартиру распахнулась сразу, как только он нажал кнопку звонка – казалось, «Марта», с тех пор как её предупредили, всё время стояла за дверью и ждала его прихода. Вопреки информации Глеба, он нашёл, что за все эти годы она нисколечко не изменилась – та же спокойная, непоколебимая самоуверенность в жестах, в прямой осанке, в собранных в тугой узел волосах, в блеске чёрных цыганских глаз. Она смерила его оценивающим взглядом с головы до ног, кажется, тоже узнала и пригласила войти:
– Прошу.
Они прошли в комнату, служившую вероятно гостиной и столовой, и сели в кресла вокруг журнального столика.
– Кофе? Чай?
– Спасибо, мне чай.
Она бросила в стакан с мельхиоровым подстаканником пакетик «Липтона» и налила кипятку.
– Мне сказали, что вас интересует дело «Стеллы», – не теряя времени начала хозяйка.
– Нет, дело «Стеллы» меня волнует сейчас мало. – Он улыбнулся. – Я хотел бы узнать от вас кое-что о Тине.
– Всё,