– Даже в свой день рождения, когда я ни на шаг не отхожу от тебя, ты не забываешь о нём, произнося его имя и говоря о нём, когда он отсутствует, – взгляд Мити вонзился в Алексу, как только они зашли за угол дома. – Когда я сижу один и сохну от тоски, ожидая, когда ты, наконец, подойдёшь ко мне, я получаю в ответ твои горестные муки и что ещё хуже – твои женские слёзы по поводу его отсутствия рядом с тобой.
– Митя! Он же… он же мой лучший друг… Хотя вам всем не понять… – с разочарованием ответила Алекса, следя за тем, как он поднимается в дом совершенно чужим человеком.
Бросив взгляд в зеркало на своё хмурое лицо, в котором не было ни намека на былую жизнерадостность, Алекса, находясь в несвойственном ей флегматичном состоянии, прошла на кухню и, достав самую высокую кружку, насыпала в неё две ложки кофе и горку сахарного песка. В лёгком ступоре она наблюдала за тем, как, смешиваясь с крепким кипятком, кофе рождает непредсказуемые узоры, которые будто тонут под ровной бежевой поверхностью молока. «Коварное утро. Никакой стабильности. Апатия. Моральная смерть. Вот оно как, должно быть, чувствует себя растение…». Вяло усевшись за стол в своей леопардовой пижаме и белых домашних унтах, она, с беспристрастием глотая кофе, ощущала, как её настроение балансирует от очень плохого к ужасному. Единственное, что было действительно реальным, так это то, что с самого момента пробуждения Алексу преследовала навязчивая идея запустить в себя свежеиспеченный чизкейк или шоколад, который она с удовольствием растопила бы во рту, превратив его в сладкую струю.
Критические дни, помимо зверского аппетита, приковали её к постели, и теперь, глядя на часы, она с сожалением осознавала, как бесполезно провела половину дня. Всё, что находилось ниже пупка, настолько изнывало от боли, что, посидев так несколько минут, Алекса вновь принялась ходить по квартире, волоча за собой ноги и дожидаясь, когда подействует очередная доза обезболивающего.
Добравшись до ванной комнаты с желанием ополоснуться, Алекса вдруг зябко дёрнулась, представляя, как придётся сбросить пижаму, ступая на холодную поверхность, и в итоге отложила эту затею. Присев на любимом пуфике с изящными дубовыми ножками у компьютерного столика, она вновь обратила внимание на свои ощущения. «Непривычное, непримиримое состояние для моей всегда беспокойной и наполненной мыслями головы, в которой всегда бушует тихий шторм. Ничего не хочу!».
Когда женские дни, сопровождаемые плохим самочувствием, наконец-то, оставили Алексу в покое, она вновь ощутила, что способна действовать и принимать взвешенные решения. Не видя больше смысла в том, чтобы лелеять любовь, которая в действительности оказалась мнимой, она всё же решилась на откровенный разговор с Митей.
В тёплом кардигане и кожаных ботфортах Алекса стояла на аллее и собиралась с духом. Будучи влюбленной в этого нетривиального мальчика, в его талант, в его обаятельное разгильдяйство, добросердечие,