Русская религиозно-философская мысль в начале ХХ века. Ирина Воронцова. Читать онлайн. Newlib. NEWLIB.NET

Скачать книгу
через Голгофу, через вольное распятие, без которого нет творчества»[379]. Само значение человеческого, «родового» умаляется им во Христе, приводя к мысли, что не Личность Богочеловека свободна от греха, но «для Христа не существует природной жизни человеческого рода», «той жизни, в которой господствуют элементарные, биологические процессы размножения и питания»[380].

      Вместе с тем понятие «творчество» у Бердяева не заключено в привычные рамки: если творит религиозно-ориентированная личность, то и творчество это принимает сакральный характер. «Вопрос идет о религиозном смысле творчества, о творчестве человека, которого ждет Бог как обогащения самой божественной жизни. Это то, что можно назвать гностической идеей творчества и что есть главная тема моей жизни и моей мысли, начиная с книги „Смысл творчества“, – писал Н. Бердяев. – Это есть идея эзотерическая в том смысле, что она есть не откровение Бога, а сокровение Бога, есть то, что сам Бог не открывает прямо человеку, ждет, что он сам совершит это откровение»[381].

      Видимо, этим объясняется и то, что идея общественного прогресса объявляется им несостоятельной, как идея дурной бесконечности, отрицающей Царство Божие. Проблема «личности и прогресса» из первых работ Н. Бердяева трансформируется в проблему соотношения свободного человеческого духа и Бога, а история, по Н. Бердяеву, – это символизация во времени общения человека и Бога. Задачи человека выносятся им за рамки реального исторического развития.

      Н. Бердяев в этом аспекте своей религиозной философии, связанной с оправданием человека и его творчества, подобно гностикам первых веков христианства, объявляет новое тайное знание. У Н. Бердяева это тайное знание сокрыто самим Богом; статус «знания» повысился, хотя и понизилось его содержание: у гностиков сокрыто знание о Боге, у Бердяева – о «человеке божественном».

      Преобразование мира человеком предполагает познание мира и общение с ним. Это-то общение, а затем и управление космосом через единство с ним возможно тогда, когда человек войдет во взаимодействие с той духовной сущностью мира, которая была отметена христианством как имеющая сущность внебожественную. Для возвращения к этому необходимо, в понимании Н. Бердяева, вернуться к умаленному в последнее время значению мистики в жизни религии. «Мистика доныне была порождением отдельных индивидуальностей, она оставалась случайной и скрытой. Ныне настали времена универсальной, объективной и выявленной мистики. …И время налагает обязанность осознать, какая мистика может быть обращена к творческому будущему»[382]. Именно она может оживить души и вернуть их к религии исповедания Бога. «В подлинном высшем гнозисе есть изначальное откровение смысла, солнечный свет. <…> Современная душа все еще страдает светобоязнью. <…> Мы стоим перед новым рассветом… Вновь признана


<p>379</p>

Бердяев Н. А. Письма к М. О. Гершензону // Вопросы философии. 1992. № 5. С. 126.

<p>380</p>

Там же. С. 125. См. далее: «Для Вас как будто бы настоящая жизнь есть… трудовая забота о хлебе, любовь к детям, к жене и пр., и пр. …Во мне всегда вызывает глубокий внутренний протест Ваше особенное уважение к элементарному, природному, трудовому как к настоящей жизни и Ваше скептическое презрение к сложному, свободному, избыточному, как к ненастоящей, выдуманной жизни… Я очень стыжусь этого элементарно-биологического… Все это я всегда ощущаю как призрачное… Только творчество я ощущаю как жизнь» (Там же).

<p>381</p>

Бердяев Н. А. Письма к М. О. Гершензону. С. 126.

<p>382</p>

Бердяев Н. Смысл творчества: Опыт оправдания человека. С. 270.