Еще вчера. Часть вторая. В черной шинели. Николай Мельниченко

боится – значит уважает. Стоит мне посмотреть на нее, как она немедленно ретируется. «Воздыхатели» Эммы не появляются: тетя Лиза их, наверное, напугала моей мрачной персоной тоже…

      Мы не можем не касаться нашего будущего, хотя оно видится в очень далеком тумане. Главная наша нерешаемая беда: нам негде жить. И тут мне в голову приходит одна идея.

      – Слушай, Малыш (наверное, я обратился к Эмме как-то по-другому, но я в дальнейшем буду использовать именно это обращение: оно закрепилось у нас окончательно за долгие годы). Слушай, Малыш, дай мне в руки одно оружие для борьбы за наше будущее. Мой малыш вопросительно смотрит на меня. Я поясняю:

      – Одинокого холостяка никто ни в какую очередь на жилье ставить не будет. Давай распишемся, получим об этом «бумагу». Для нас ничего-ничегошеньки не изменится. Для всех близких и для себя тоже, – мы просто друзья, а не муж и жена. Но, вооруженный такой бумагой, я смогу обратиться к отцам-командирам: «Ребята, я теперь – женатый человек. Почему бы вам не подумать о жилище для семьи своего офицера?» Вопросы жилья в Ленинграде решаются даже не годами, а десятилетиями. Так эти два года нашей разлуки хотя бы вычтутся из них…