Будит лай Муму. Тонька открывает, – на пороге – Харакири. На фига этот гость! Во дворе бакланят, не в доме; там тёща, мент в юбке. Крови многовато. На полу, на шторах… Брать пятерых под красный галстук[9], – не баран чихал. Но никаких «ручьёв»! Выдумка Ольги Леонидовны.
Харакири передаёт от Капитана: Рубильник будет к пяти в Доме культуры (дэка) имени Дзержинского (Дэзэ). Шутка ребят, не вполне культурных.
– Не нажрись вновь.
– Я бухарик?
– Ты не бухарик, ты… Руки давай…
Как для надёва браслетов[10]. В ладонях – непонятный предмет. Обёрнут мягким. Невольно его – мёртвой хваткой.
– Ну, бывай!
Вернулся в дом, глянув в окно на гостя, уходящего из гостей.
– Бандиты! – догадливая бабка-партийка.
В голбце новый тайник. Для денег. Но недавно шаберы[11]. И вот – «курица с цыплятами»! Вылез с ещё одной статьёй: за хранение «курицы» – пистолета с боевыми патронами.
– Тоня, у него там деньги…
– Да, ладно, мама!
Скинулся с ребятами у гастронома номер один.
Ольга Леонидовна, одетая в мундир (на морде борода!): «Филякин, к следователю!» Харакири хриплым матом (шрам на горле)… Мёртвые евреи ухмыляются, как не мёртвые.
Родной голос поёт:
Детство, юность провёл я, воруя,
Я – не фраер, – башлей не берёг.
Но сгубил мою жизнь молодую
Екате-е-ринбургский острог…
– Хватит петь об этом, – ноет Тонька.
– Кроме лагерных, – никаких! Вот как не верить маме и выйти за форменного уголовника!
Мельде
В городе каменные дома. Окна высокие, но узкие. Готические (никогда не говорит это непонятное определение). Тротуаров нет. Он катит ледяной дорогой.
Дорожка ледяная,
неси меня, неси…
А жизнь моя такая:
и горькая, и злая.
Дорожка ледяная,
спаси меня, спаси…
Впереди обрыв! И нет каната! Но главную гайку в голове до упора, не до срыва резьбы! В обувном училище науку дали в полном объёме: болты, швеллеры, отвёртки, молотки… Правда, по другим наукам плоховатые отметки. Вырос умным. На уроках литературы об отцах и детях… Там один индивид дрых на гвоздях. Это правильная конфигурация! А вот о Муму байка вредная (так говорит Пьер). Вредное вырубает одним тумблером. Die Ordnung[12] ума и тела.
Метла, лопата… Лёд обколет, – и дверь уборной на крючке. Трудовой акт – гут! Арбайтен!
– Я уверенный, правильный, крепкий духом и телом! – тихо, но громко внутри (так велит Дейл Карнеги).
Его науку в виде грязноватой бумаги дали братья Строгановы, родня графа. У Пьера на работе нелегальное копирование литературы для индивидов, ушедших далеко от тёмных советских людей.
Ein, zwei, drei! Дыхательная гимнастика, гантели… Радио для тупого народа: «Перейдите к водным процедурам» (это как Андрей под рукомойником). КГБ запретило говорить диктору: «Примите душ», ведь у многих нет ванных. «Тотальная ложь» (говорит Пьер). Мытьё