– Послушайте, – уговаривала она их. – Ведь я могу поехать куда угодно: в Каир, или в Индию, или во Францию, или куда-нибудь еще. – Сказав это, она представила себе, как поет перед солдатами, стоя на импровизированной сцене на фоне огненно-красного неба.
– Забудь об этом раз и навсегда. – Мать побросала картофелины в кастрюлю и зажгла газ; ее руки покраснели от ледяной воды. – Отец разозлится. И тут уж я буду с ним согласна.
А-а, так вот в чем настоящая причина. Отец разозлится. Мамин эмоциональный флюгер был всегда повернут в отцовскую сторону и чутко улавливал вероятные бури… Саба и ее мать, тяжело дыша, смотрели друг на друга.
– Мне двадцать три года. Он больше не может диктовать мне свою волю.
– Нет, может! – закричала мать. – Он твой родной отец.
Саба смерила ее презрительным взглядом.
– Мам, у тебя когда-нибудь были собственные мысли?
С ее стороны это была подлость: Саба прекрасно знала, что мать жертвовала собой и своими интересами ради семьи.
Голова матери дернулась словно от пощечины.
– А то ты сама не знаешь? – тихо ответила она после затянувшейся паузы. – Глупая, эгоистичная девчонка.
– Чего не знаю?.. – Сабу словно подталкивала нечистая сила.
– Как тяжело твоему отцу в плавании. Ведь на морских путях сейчас очень опасно, там рыщут немецкие подлодки, а над головой летают вражеские самолеты. Моряки живут в постоянной угрозе новых авианалетов.
После этих слов у обеих спорщиц навернулись на глаза слезы.
– Ма, я хочу заниматься тем, что мне интересно. Не хочу работать на фабрике. Я способна на большее.
– У-ух, – только и смогла произнести мать.
Это тоже было обидно. Хуже того, мать, главная ее поддержка, разговаривала теперь с ней с непонятной ненавистью. А ведь все могло сложиться по-другому… Зарыдав, Саба побежала по полутемному коридору, где со стен взирали на нее фотографии суровых отцовских пращуров-турок и материнских предков из долин Уэльса. Хлопнув дверью, выскочила на задний двор и села в сарае.
Только что ей казалось, что перед ней открывается замечательная жизнь – первое турне по южному побережью, уроки пения с профессиональными педагогами в Суонси; свобода и возможность жить так, как она мечтала. И вот все рухнуло. Впереди ее ждала либо работа на фабрике, либо, если повезет, нелепые любительские концерты или записи на радио.
Нерешительный стук в дверь.
– Саба. – В сарай вошла Тансу в своем цветастом фартуке и резиновых галошах, хотя погода была сухая. В руке она держала лейку. – Саба, – она всхлипнула, – не ходи моя дом. «Не ходи моя дом» у Тансу означало «Я люблю тебя, не бросай меня».
– Тансу, я ничего не понимаю, – сквозь слезы проговорила Саба. – Ты приходила на мои концерты. Ты говорила,