– На Кавказе есть такое правило, – начал он, после того, как румяный и умопомрачительно пахнущий гусь был принесен и виртуозно разделан на восемь порционных частей. – Гость – это посланник Бога, ему нельзя сказать ничего обидного. Но, после того как гостя проводили за околицу, и он сделал три шага, он перестает быть гостем и ему можно высказать все, что хочется, а то и накостылять.
– Я за околицу не пойду, – усмехнулся Данилов. – Я к подъезду такси вызову, это, во-первых. Во-вторых, скорее я тебе накостыляю, чем ты мне. А самое главное то, что от вкусной и обильной еды люди добреют. Сейчас мы поедим, выпьем, вспомним молодость, и ты меня простишь. Сам посуди – должен же кто-то говорить тебе правду. Я пока выражался намеками, но сейчас скажу прямо. Мне кажется, что ты идешь по неверному пути, а эта твоя пылкая восторженность меня просто пугает.
– Ты в своем амплуа, – констатировал Полянский. – Ничего не знаешь, с Аллочкой не знаком, меня толком не выслушал, а уже понял, что я иду по неверному пути. А я тебе ведь даже про наш секс рассказать не успел! Видел бы ты, как на меня соседи уважительно смотреть начали… Слышимость-то в доме хорошая, в ночь на среду и субботу можно слушать бесплатную ночную радиопостановку «Ромео и Джульетта!».
– При наличии мужа она ночует у тебя? – изумился Данилов. – Но при этом опасается, что муж узнает, отчего царапина на щеке?
– Мы шифруемся, – Полянский горделиво улыбнулся. – Дело в том, что нам мало двух-трех часов, нам нужна целая ночь, до-о-олгая ночь. Она сказала дома, что нашла подработку – вечерние дежурства в клинике «Семейный врач» по вторникам и пятницам, а я, соответственно, выплачиваю ей «зарплату», которую она вносит в общий котел. Подработка без денег – это очень подозрительно. Если б ты знал, какая это женщина! – Полянский восхищенно закатил глаза. – Выглядит на тридцать лет моложе паспортного возраста. Вот серьезно, ей больше девятнадцати не дашь – лицо без морщин, фигура спортивная, вся такая ухоженная, сладенькая…
Прибавив в уме к девятнадцати тридцать, Данилов немного удивился итогу, но разговор пора было уводить со скользкой романтической тропы.
– Давай гуся есть, – предложил Данилов. – А то он обидится и улетит от нас.
Гусь оказался восхитительным, а запас вина у Полянского был большим. Данилов предложил выпить и за мастерство кулинара, и за его умение выбирать отменную птицу, и за его умение виртуозно сочетать пряности, и за тех добрых людей, которые привозят в Москву из Узбекистана такой замечательный чернослив… Короче говоря, пошатнувшийся было мир быстро восстановился и окреп настолько, что Полянский пригласил Данилова в свидетели – мол один раз был им, давай уж и во второй – а Данилов заверил, что он готов и в третий, и в четвертый, и в пятый.
Домой Данилов заявился в разгар прений между женой и дочерью. Мария Владимировна просила у матери денег на какую-то обалденную кожаную сумку-рюкзак, а Елена стояла на том, что школьнице за глаза достаточно трех рюкзаков и двух сумок в придачу.
– И