На губах Русича была умиротворенная улыбка. Он смотрел на них с Иваном, как отец смотрит на неразумных детей. Его открытое одухотворенное лицо вызывало безоговорочную симпатию, а плавные движения рук и тихий голос просто завораживали. Опер вглядывался в отца Георгия и не мог отделаться от мысли, что раньше его уже видел. Вот только где?
«Если ты не веришь в Бога, это еще не значит, что Бог не верит в тебя, – стряхнул он крошки с бороды. – Христос сказал: «Где двое и более соберутся вместе, там и я между вами». У каждого из нас должно быть собственное распятие, помогающее выпрямить спину, когда мозг и сердце отказываются работать».
– На эту цитату у меня есть другая: «Опасайтесь верующих, ибо у них есть боги, которые прощают им всё», – парировал Бурак.
– Вспомнил! – заорал вдруг Лялин дурным голосом. – Я вспомнил, где раньше видел твое лицо.
– Это вряд ли, – покачал головой Русич. – До этого пристанища я несколько лет жил в монастыре, в Калужской области.
– Да точно! Я ориентировку на тебя видел в позапрошлом году. И не только в Управлении. Листовки с твоим портретом «Внимание! Пропал человек» были расклеены на всех углах, остановках и станциях метро – ваши монастырские постарались, они и волонтеров из семинарии подключили. Тебя здорово искали, а ты, как сквозь землю провалился…
– ПОД землю, прости Господи мои прегрешения, – перекрестился монах.
– А меня, случаем, никто не искал? – с надеждой в голосе произнес Бурак.
Опер всмотрелся в бледное лицо с фиолетовыми прожилками, выдающими в Иване страстного поклонника Бахуса. Высокий лоб с небольшими залысинами, четкие надбровные дуги, аккуратная аристократическая бородка. Умные внимательные глаза, глядящие из-под стекол модных очков, костяные заушники которых находятся не за ушами, а поверх них, туго прижимая последние к черепу…
– Тебя б я запомнил. Да ты не расстраивайся. Батюшку вон искали, а результат-то один: все мы опустились не просто ниже плинтуса – ниже канализационных труб.
В глазах белоруса блеснули слезы.
– Не в этом дело, где я сейчас, а в том, что нет на свете никого, кто мог бы меня недосчитаться. Правду говорил великий Вертинский: «Актер всегда один. Зато он Бог! А Боги одиноки».
– Скромненько и со вкусом, – хмыкнул опер. – Не зря в старину лицедеев, хоронили за кладбищенской оградой. Заслужили, видать.
– Добрый вы у нас, Юрий, милосердный… Прям, дядя Степа из детской книжки.
Лялин снисходительно ощерился.
– Некоторые считают, что у них доброе сердце, хотя, на самом деле, у них – слабые нервы… и подвижная психика.
– Не обращай на мента внимания – он тебя троллит, – приступил к евербовке союзника Павел. – Рассказывай дальше.
Тяжело вздохнув, Иван продолжил:
– Родители мои умерли, друзей не нажил, жена с дочкой живут в Польше, они от меня отреклись…
– Почему? – вытаращил глаза Владик.
– Пил