Сновидец в тылу атакующей меня толпы падает с приглушенным вскриком. Потом другой и еще двое, сраженные одной стрелой.
Самсон.
Вскоре его лицо появляется над толкотней, решительное и яростное, – он колет и рубит окруживших меня стрелами, которые просто держит в руках. Еще несколько взмахов – и он уже рядом со мной.
– Мне показалось, тебе тут одиноко, – усмехается Самсон.
– И скучно, – выдыхаю я, желая выглядеть такой же спокойной, как он.
– Как ты думаешь, – спрашивает он, – не пора ли дать отдых полку?
Он подразумевает: пора попросить Олли покончить с этим. Я не могу заставить себя сказать «да», но и не могу сказать «нет». Самсон говорит что-то в свой шлем, и через мгновение новая голубая вспышка раскидывает оставшихся сновидцев. Они без сознания и пока не представляют угрозы. Мой брат стоит посреди улицы, чакрамы[5] по-прежнему висят у него на поясе, руки раскинуты, уши кровоточат от усилий, которых ему стоило использование моего Иммрала. Нет, уже не моего. Теперь это Иммрал брата.
Они с Самсоном просто ждали моего слова. Они могли бы вмешаться в любой момент, но не сделали этого, потому что не хотели ранить мою гордость.
– Спасибо, что проредила их ряды, – улыбается мне Олли. – Со всеми сразу я бы не справился.
Он лжет. Мы оба это знаем. Мне было бы так легко вернуться к прежней угрюмости, найти убежище в дурных мыслях о брате, вообразить, что Самсон только рад тому, что у меня больше нет Иммрала и он может изображать спасителя. Мне стоит огромных усилий не изречь что-нибудь саркастическое о даме в беде. Я киваю в знак благодарности – только на это я сейчас и способна. Олли сказал бы, что это лучшее, что я могла сделать; он буквально размяк и явно испытывает облегчение.
Самсон не столь хорошо осознает, насколько он был близок к тому, чтобы ему откусили голову.
– Ты в порядке? – спрашивает он, осторожно касаясь меня.
Мне кажется, что ему хочется обнять меня за талию, но, строго говоря, мы еще продолжаем патрулировать, и его рука замирает на моем предплечье.
Венеуры и аптекари, прятавшиеся в ближайшем медицинском подразделении, заполняют улицу, осматривают пострадавших. Джин, аптекарь и друг, кивает на порез на моем плече:
– Если я это перевяжу, ты меня не укусишь?
Я надуваю губы и отворачиваюсь в ответ, оттягивая тунику, чтобы открыть рану.
– Черт побери! – восклицает Неризан. – И вот с этим ты продолжала сражаться, Ферн?
– Она у нас крепкая, это уж точно, – говорит Джин, изучая рану.
Я морщусь. В моем плече, глубже пореза, возникает какое-то жжение, мне хочется заорать и рвануться в сторону. Я трясу головой, чтобы прогнать это.
– Кружится голова? – спрашивает Джин.
– Нет, – отвечаю я. – Просто твой зонд вызывает странные чувства.
– Я действую как можно мягче, – говорит она с отзвуком прежнего раздражения.
– Я этого и не отрицаю.
Прикусывая