сын-кормилец и мой внук-утешитель, никак они в вашем доме потерялись». А сам смотрит и глазам не верит – мальчик румяный, вежливый, в тетрадке пример решает, а сын на стремянке, работает, книжную полку к стене привешивает, довольный, даже поёт, себя похваливает, мол, «молодец, как солёный огурец». Глянул дедушка на стол, а там вовсе не солёный огурец, а вареники со сметаной, и пар от них подымается. Дедушка над столом замер и пар нюхать стал. Глаза закрыл, так ему приятно сделалось. Но Она рукой пар этот развеяла и велела глаза открыть, чтобы дедушка ложку мимо рта не пронёс и сметаной скатерть не закапал. Но дедушка всё равно закапал – разучился он вареники со сметаной есть, забыл, когда и ел их в последний раз. «В таком случае, – говорит Она, – будете каждый день есть вареники со сметаной, пока не вспомните». На третий день дедушка перестал капать сметаной на скатерть и вспомнил, что в последний раз ел их аккурат в первую империалистическую, и тогда Она дала ему пирог с капустой, который он тоже совсем забыл и поначалу не признал. А когда вспомнил пирог с капустой, то оказался прямо перед шарлоткой, и тут дедушка окончательно сконфузился, потому что ничего подобного пробовать ему в жизни не доводилось. Но Она ему не поверила. «Не может быть, – говорит, – чтобы не пробовали. Это память вас подводит. Надо вам её тренировать». И права оказалась. Долго мучился дедушка, но вспомнил – ел-таки он эту шарлотку! Ел, хотя и не самолично, а так сказать, устами матери, в драгоценной утробе её обретаясь. Отменной кухаркой была мамаша, но до того утомлялась от господских бланманже, что для собственного потребления выпекала на скорую руку эту самую шарлотку и подавала её, золотистую, сахарной пудрой обсыпанную, гостям дорогим – старшей горничной Ефросинье Парамоновне и главному камердинеру Карлу Осипычу. Во чего дедушка вспомнил! Память-то как свою развил! Поразительный медицинский факт, без всякого внушения со стороны.
Так у них и шло всё: пёсик дом охраняет, уже все русские слова выучил, за французские принялся: «тубо», «апорт», «шер ами» и прочие. Мальчик в науках преуспевает. Любые трудные задачи как орехи щёлкает. Пишет без ошибок. Звёзды на небе в лицо узнаёт, музыке захотел учиться. Папа для него телескоп изобрёл, своими руками пианино смастерил – трудится без перекуров и радуется, что долго ещё ему последний кусок не отработать. А дедушка вспоминает, когда какую еду он ел, память тренирует. Она же строго за ними следит, и ещё за тем, чтобы у них всегда было что-нибудь вкусненькое. И всё у них было хорошо.
Но через некоторое время – через какое, точно неизвестно, но это «некоторое» было очень симпатичное время, даже обидно, что с ним случилось это «через», даже мне обидно, потому что я переживаю, когда случаются всякие «через», не люблю я этого, совсем не люблю! Ну, ладно, не обо мне речь. В общем, через… да… пришла мама мальчика, жена его папы. «Это мой, – говорит, – сын-наследник и мой муж-глава семьи, они у Вас тут ненадолго потерялись». А сама смотрит на свою семью и дивится: мальчик – вундеркинд, муж –
