Болезнь роста. Юрий Франк

вовсе позабыть,

      что каждый танец во вселенной

      вполне – последним может быть.

      И молча молния сверкнула…

      И молча молния сверкнула,

      и грянул громко гром потом,

      и небо, став бескрайним дулом,

      палило градом и дождём.

      Расстрел недолог был, на травы

      упал ничком я и затих…

      Нет, не убит, – рождён был, право,

      познав, кто мал, а кто велик.

      Так в жизни, – лишь когда над нами

      сверкают молнии беды,

      мы в шуме, грохоте и гаме, —

      Великий Боже, – молим, – Ты

      спаси в сей час… А после, будто

      родившись заново, уже

      поверить вовсе и не трудно

      в слова о Боге и душе.

      Уморилось море…

      Уморилось море, вволю

      штормом выход дав страстям.

      И, увлёкшись новой ролью,

      в штиль ласкается к снастям,

      что лежат на берегу, —

      не достать волною.

      Помирить я их могу,

      подтолкну ногою

      разобиженную сеть

      с ячеёй запутанной. —

      Ей приходится терпеть

      выходки беспутные.

      Ведь не могут жить без моря

      снасти, что скрывать. —

      Хоть хлебнули много горя,