– Я не преступник и не собака, да и умирать пока не собираюсь, – вставил Марк Ярошенко. – Говорю то, что не осмелится сказать тебе ни один человек, даже из самого близкого твоего окружения. И ты, злобствуя сейчас, внутренне рад тому, что услышал от меня.
– Говори, да не заговаривайся. Всё, о чём ты тут мелешь, будет занесено мною в протокол допроса.
– Ты не сделаешь этого, – убеждённо сказал Марк и усмехнулся.
– Почему? – Кривошеев с удивлением глянул на арестованного.
– Ложный протокол я не подпишу, а правдивый составлять не в твоих интересах – самого заподозрят в инакомыслии.
– Ну, ладно, ладно, не шебаршись, – поспешно выговорил Кривошеев каким-то деревянным голосом, и в этом тоне, в этой внезапной суетливости Ярошенко почувствовал, что разговор ещё не окончен.
– Что ты ещё хочешь услышать от меня? – спросил он сухо, облизнув пересохшие губы. Кривошеев заметил это движение, тотчас налил в стакан воды из графина, придвинул к арестованному. Тот взял его двум руками, выпил.
– Правду, Марк Сидорович, и только правду, – с издёвкой сказал Кривошеев. – Какая сила толкает тебя в церковь, о чём ты думаешь, когда направляешься туда? Кто твои друзья, какие разговоры ведутся у вас по вечерам, что обсуждаете. Одним словом, мне хотелось бы знать, чем ты живешь, и чем живут твои знакомые, твои земляки. В вашем бараке, насколько мне известно, есть ещё несколько семей, высланных из Украины. Вот и расскажи мне обо всём подробнее. А я уж сделаю нужные выводы, – Кривошеев сощурил глаза, – правильные выводы. Надеюсь, ты понимаешь меня?
– Что тут непонятного? – усмехнулся Марк. – Предлагаешь обратиться в дятла, как выражаются уголовники, и постучать на соседа.
– Ну, зачем же так? Просто представишь следствию объективную информацию, только и всего. – Кривошеев сцепил руки на затылке, подержал так несколько секунд, затем, высвободив ладони, потёр ими виски и шею. – Фамилии можешь не называть, – дополнил он неожиданно, – я не настаиваю.
Кривошеев произнёс это сдержанно и спокойно, удивляясь внутренним переменам. Ещё несколько минут назад ему хотелось швырнуть в лицо наглеца что-нибудь тяжёлое, чтобы заставить его замолчать, но кипящая злоба неожиданно угасла, на смену ей пришло простое любопытство.
«Уничтожить его я могу в любой момент, он обречён. А вот послушать умные рассуждения уже не получится, если расшибить мозги», – откуда-то из глубины сознания выплыла внезапная мысль.
«Чтобы бороться с идеологическим противником, нужно тщательным образом изучить систему его взглядов на окружающий мир,