Молодые литераторы помогли собрать с пола листки с сочинениями, которые перемешались и перепутались. В итоге решили всё просто поделить на равные части и раздать каждому. Договорились, что если кто обнаружит фрагмент какого-нибудь романа, или рассказа, или чего ещё, то должен будет найти обладателя оставшейся части и так далее. Получив причитающуюся пачку, Димка вернулся в комнату. Марат и Саша поспешили на обед, и он остался один. Захотелось отлить. Перспектива надевать ботинки и идти через весь коридор в общий туалет показалась ужасной. Димка подошёл к раковине, уровень подходил, тютелька в тютельку. Будто для этого и делали. Нервы щекотало ощущение мелкого, неопасного нарушения правил. «Никому ведь хуже от этого не станет. Не удивлюсь, если этот фаянс помнит яйца многих писателей, которым было лень переться в общий сортир, – подумал Димка и включил воду. – Может, и сам великий поэт Арсений Тарковский, отец великого кинорежиссёра, устав на старости лет от хождения на костылях по коридору, точно так же отливал в раковину в своей седьмой комнате рядом с медицинским кабинетом»…
Из всех участников конкурса Димка особенно запомнил нескольких. Прежде всего, конечно, соседей по комнате: пучеглазого моргальщика-рассказчика Марата Губайдуллина, пишущего сентиментальные поучительные истории из жизни провинции, и Сашу Манского, худого поэта с испуганным лицом, крашенного, как уже отмечалось, в блондина. Саша гордился, что за его стихи администрация родного посёлка подала на него в суд. В глаза бросался долговязый и нервный сказочник из Петропавловска-Камчатского, приехавший с большим эпосом. Дагестанский фантаст запомнился внешностью этакого физика-очкарика с усами, топорщащимися щёточкой. Ещё один рассказчик – бритый наголо крепыш, ветеран Чечни, был немногословен и мужествен. В треугольном вырезе его грубого свитера всегда проглядывала тельняшка. Привлёк внимание Димки также драматург-революционер, видный парень с властным подбородком, русой чёлкой и коварными глазами. В своих пьесах революционер призывал к борьбе с антинародным правительством, погрязшим в гламуре. По коридорам «Полянки» драматург расхаживал в футболке с картинкой во всю грудь: омоновцы задерживают его, драматурга, на оппозиционном митинге. Омоновцы пытаются вырвать знамя, а революционер не отдаёт. Был ещё жизнелюб Армен, сын великого советского писателя. Армен приехал с чемоданом на колёсиках, обклеенным бирками таможенных досмотров разных стран. Чемодан был набит толстенными кирпичами Арменовского романа, отпечатанного на плотной белоснежной бумаге. Армен каждому раздал лично по экземпляру.
Из девушек запомнились дородная поэтесса с мужиковатым лицом и необъятной грудью, болтающейся под футболкой без всякого лифчика; уже знакомая беременная соискательница кандидатской степени по филологии, которая оказалась автором кровавых рассказов про скинхедов. А ещё рассказчица из Кургана. Высокая,