Дома было непривычно тихо. Я лежала на кровати и смотрела в потолок. Сегодня он был слишком белоснежным и безжалостно давил на глаза. Мысли в голове метались, вертелись, а иногда ухитрялись врезаться в череп. Казалось, голова надувалась, чтобы взорваться в любой момент.
Я потерла запястье. Синяк вылез на следующий день: обвил руку как змей и не собирался исчезать. Я старательно скрывала синие следы тональным кремом, ходила дома в кофте, но ощущение тонких пальцев, сжимающих руку, никак не покидало меня. Том всегда был добрым и обходительным с людьми, приступы агрессии были просто не позволительны для него. А сейчас… Я даже не знала, как правильно повести себя теперь. Даже если его так сильно задевали разговоры об Арчи, можно было просто сказать об этом, а не набрасываться на меня.
Может, это была ревность?.. Нет, слишком глупо и самонадеянно так думать.
Я попыталась вспомнить все детали, которые могла ненароком упустить. Картинки всплывали перед глазами, мельтешили туда-сюда, не давая сосредоточиться. Было нелегко, но я заставила себя вспомнить неприятный инцидент во всех подробностях. И мозаика сложилась. Взгляд Тома. В тот момент, когда Том понял, что я пришла только ради Арчи, он сразу же изменился. В его глазах проскочило что-то такое, чего я раньше не замечала. Злость… Нет, не то, скорее, презрение. Но этот взгляд не был обращен ко мне, он был направлен в пустоту, сквозь меня. Будто бы Том пытался создать в своей голове ненавистный ему образ. Том конкретно не переваривал Арчи. Именно поэтому он вскипал от всего, что касалось нелюдимого парня. Но почему? Почему Том так относился к Арчи? Конечно, Арчи не подарок, взрывается из-за всякой чепухи, исчезает непонятно куда и появляется непонятно откуда. Но невозможно ненавидеть человека просто за то, что он существует. Ненависть не берется из пустоты, она возникает на руинах того, о чем не хотелось бы думать. Должна быть какая-то причина.
Почему все так сложно?
Когда я упомянула Тома при Арчи, тот лишь ухмыльнулся. Значит, это была не какая-нибудь вечная борьба между Монтекки и Капулетти. Было что-то такое, что волновало лишь только одного Тома. А если дело в самом Арчи? Что-то настолько не нравилось Тому в нем, что тот в свою очередь питал к нему нескрываемое презрение. Но что же так не нравилось Тому?
А следует ли мне вообще лезть во все это? Вдруг я узнаю то, что совершенно не хочу знать. А если, допустим, меня заставят выбирать чью-либо сторону, что я буду делать? Захочу ли я вообще кого-то выбирать? И надо ли мне думать о такой вещи, как «выбор»?
Я уткнулась лицом в подушку и закричала. Содержимое подушки смягчило мои крики и пожалело невинных соседей, которые могли подумать, что здесь происходит убийство, а оно действительно происходило, только моральное, а не физическое. Стало полегче на некоторое время. Внезапный выплеск эмоций отвлек меня от зудящих тараканов, снующих из угла в угол в голове. Я медленно перевернулась на спину, в ушах звенело. Все же крик отрикошетил прямиком в меня. Видно, подушке не слишком понравились столь насильственные действия, вот и отомстила,