– Годфри, ты что… ревнуешь?
– Нет, я лишь беспокоюсь, и не понимаю, почему не беспокоишься ты. Но… может быть, мне стоит ревновать, Ирен? Такое беспечное желание вернуться в Богемию! Это не похоже на тебя.
Моя подруга положила тяжелую шкатулку на диван рядом с собой и встала:
– Мое желание имеет смысл, Годфри. Тебе только нужно прислушаться к своей безупречной логике, а не к туманным предчувствиям. Здесь, во Франции, мы все остались без дела, которое было бы нам по душе. Нам тут не место. Пока еще есть деньги от продажи бриллиантов Марии-Антуанетты, голод нам не грозит. Но ведь у нас нет работы. Ты говорил, что приближаться к Лондону рискованно для меня из-за Шерлока Холмса. Теперь ты утверждаешь, что мне нельзя ехать в Прагу из-за короля Богемии. Я не могу выступать, я не могу путешествовать. Так что же мне разрешено? Ходить в церковь? Как же мне удастся заработать денег, если мы все прикованы к Парижу? Это очень красивый и изысканный город, но никаких волнений здесь не происходит.
– Я думала, тебе хватило волнений в Лондоне, когда пропал Стенхоуп, – скептически возразила я.
Ирен побледнела. Помню, как я сама содрогнулась, когда Годфри рассказал о том, какая ужасная судьба постигла Квентина. Но ведь сегодня вечером барон намекнул… а прошлым летом мне пришла эта странная коробка с медалью Квентина.
Ирен упрямо сжала кулаки.
– Ты не видишь тех возможностей в предложении барона, которые вижу я, – произнесла она тихим низким голосом.
– О, нет, я их вижу. И я не меньше тебя хочу заполучить выгодную и интересную работу. Но почему именно в Праге, Ирен?
– Потому что эта работа там! Потому что именно туда попросил нас поехать барон. Немногие хотя бы слышали про легенду о Големе. А я знаю о нем массу интересного. Я даже предлагала Дворжаку написать на этот сюжет оперу. К тому же… у меня есть в Праге незаконченные дела.
– Этого я и боялся, – мрачно сказал Годфри.
Ирен подняла голову. Ее глаза взволнованно блестели.
– Эти дела не касаются короля! – горячо воскликнула моя подруга. – Они связаны с другими вещами! Этот город стал мне родным. Я узнала и полюбила Прагу и ее жителей.
– Когда-то ты думала, что станешь там королевой, – тихо произнес Годфри. – И положение обязывает вас спасти страну, ваше королевское величество?
Его злой тон напомнил мне о тех унижениях, через которые пришлось пройти Ирен в последние дни в Праге. Ее раздавленная гордость и гнев, который она так долго сдерживала внутри, вырвались наружу. Только сейчас перед ней стоял Годфри, а не Вильгельм фон Ормштейн.
– Нет, – сказала она решительно, и на ее щеках проступил румянец. – Но когда я бежала из Праги, я полагала, что спасаюсь и от мужчины, который лишает меня свободы. – Теперь ее лицо пылало. – И я никогда