Необязательная страна. Вали Наср

Холбрука Бернд Мютцельбург рассказал ему, что встречался с Тайебом Агхой дважды в Дубае и что канал к мулле Мохаммеду Омару и Шуре Кветты не выдумка. Во время их последней встречи Тайеб Агха сказал Мютцельбургу, что хочет говорить с Америкой напрямую. Холбрук сразу же свел Мютцельбурга с советником по национальной безопасности Дугласом Льютом, который тоже находился в Мюнхене. Команда Белого дома все выслушала, но была не готова воспользоваться представившейся возможностью.

      Возвратившись домой, Холбрук с еще большей энергией стал обрабатывать Белый дом, чтобы тот принял предложение, проверил Тайеб Агху и выяснил, есть ли что-то стоящее в том, с чем столкнулись немцы. Несмотря на возражения со стороны военных и ЦРУ и сдержанность Белого дома – но при сильной поддержке со стороны госсекретаря Клинтон, – Холбрук настоял на своем. Начались секретные встречи с Тайебом Агхой, вначале в Мюнхене, а потом довольно часто в Дохе⁴¹. Холбрук ни разу не принимал в них участия и не дожил до того времени, когда они набрали большие обороты. Кульминацией стало открытие Талибаном своего представительства в Катаре и официальное объявление о готовности к переговорам с Америкой в феврале 2012 года – через два года после мюнхенской встречи. Убедить Белый дом сесть за стол переговоров с талибами и сделать так, чтобы дипломатия подключилась к стратегии в отношении Афганистана и Пакистана, было величайшей задачей Холбрука. И в итоге он добился успеха. В этом его великое наследие.

      И тем не менее подход администрации Обамы к примирению является не совсем тем, что имел в виду Холбрук под дипломатическим завершением войны. Холбрук считал, что у нас был отличный шанс получить желаемое для нас самих, для Афганистана и всего региона, если бы мы пошли на переговоры с Талибаном, имея в руках самые мощные рычаги – когда у нас было максимальное число войск в Афганистане и когда считалось, что мы собираемся сохранять там всю свою мощь. Он не поддерживал наращивание сил в Афганистане, но считал, что, если войска там уже есть, президент должен использовать демонстрацию силы с тем, чтобы добиться дипломатического решения вопроса.

      Но этого не случилось. Президент не сумел запустить дипломатию, а потом объявил о выводе войск, по сути, убрав рычаги воздействия, которые могли бы понадобиться, если бы у дипломатии был шанс на успех. «Если вы уходите, зачем талибам иметь дело с вами? Как можно улаживать такие дела? Талибы будут вести с вами переговоры, но только для того, чтобы ускорить ваш уход». Такой отклик одного арабского дипломата повторяли по всему региону.

      Но именно после объявления об уходе администрация смягчила свое отношение к идее примирения. Идея заключалась не в том, что успех на переговорах с Талибаном расчистит путь для некатастрофичного ухода из Афганистана. Суть ее интерпретировалась так: коль скоро мы в любом случае уходим, мы могли бы одновременно с уходом попытаться достичь политического урегулирования. Итог переговоров с талибами никак не увязывался с ходом войны. Война