Моим сокурсникам и мне как будущим журналистам вменялось в обязанность следить за последними событиями в стране и мире. В те дни международная обстановка оставалась напряженной. В августе Ирак вторгся в Кувейт. ООН несколько месяцев безрезультатно пыталась заставить Саддама Хусейна отвести войска от нефтяных скважин Персидского залива. К тому же прошло две недели с тех пор, как Совет безопасности дал разрешение использовать силу против правящего режима в Багдаде. Утренние газеты сообщали о наихудшем сценарии развития событий: три авианосца Соединенных Штатов находились на пути к Заливу. Они должны были участвовать в развертывании войск, что сулило начало войны. А война является сильнейшим стимулом для той школы журналистики, какую нам преподавали.
Складывалось стойкое впечатление, будто все вдруг сошли с ума. В аудиториях и коридорах царила лихорадочная деятельность. Во внутреннем дворике факультета одни устраивали марши против силовых операций, а другие собирали своего рода импровизированные «мирные конференции» с участием профессоров и студентов, имевших хоть какое-то отношение к Кувейту. Остальные усердно рисовали плакаты и писали прокламации, которые способствовали повышению политического градуса в кампусе. Известие, что Михаил Горбачев не поедет в Стокгольм получать Нобелевскую премию мира из-за «большой загруженности» главы Советского Союза, довело бурлившие страсти до точки кипения. Стало очевидно, что массированный удар союзников по Багдаду неизбежен. И террор Саддама против соседнего Израиля станет началом Третьей мировой войны.
Лично меня кипение страстей на международной арене не волновало. Сюжеты, которые я находил увлекательными в тот момент, насчитывали около пятисот лет, и ни один не имел отношения к политике. И вдруг преподаватель новейшей истории подошел ко мне и дал задание, сразившее меня наповал, поскольку оно как нельзя лучше демонстрировало «уровень реальности» в обществе. «Не ты ли говорил на семинаре, что в Европе существует множество предсказаний о грядущей войне?» И я понял, почему дон Мануэль не спускал с меня глаз последний час. «Можешь подготовить к завтрашнему дню доклад на эту тему, чтобы его обсудить в группе? Уверен, возникнет интересная дискуссия».
Предложение профессора меня смутило. С воскресенья я не мог думать ни о чем, кроме пророчеств. Тут все было нормально. Но замечание, на которое сослался профессор, я обронил в начале учебного года, вскоре после вторжения в Кувейт. И просьба его звучала странно. Почему мои слова он вспомнил только через несколько месяцев? Что