Через неделю после выздоровления Луцилла окончила свое лечение, то есть, другими словами, Оскар сделал ей предложение. Я совершенно уверена, что он нуждался в помощи, чтобы пойти на этот решительный шаг, и что Луцилла помогла ему.
Может быть, я и ошибаюсь. Могу только заверить, что Луцилла, сообщая мне эту новость в саду в прекрасное осеннее утро, была в исключительно веселом расположении духа. Она танцевала и, верх неприличия, заставила и меня танцевать в мои солидные лета. Она обняла меня за талию, и мы пустились вальсировать на траве, а мистрис Финч стояла подле в своей старой голубой кофте (с младенцем на одной руке и повестью в другой) и предостерегала нас, что если, кружась по лугу, мы потеряем время, то никак уже не вернем его для более нужных дел. Мы продолжали кружиться в вальсе, пока не запыхались. Только усталость могла остановить Луциллу. Что до меня касается, то я чуть ли не самая опрометчивая из всех женщин моих лет (какие лета мои? О, я всегда сдержанна насчет этого, это единственное исключение). Объясните эту опрометчивость французским происхождением моим, спокойной совестью и отличным желудком, и будем продолжать нашу историю. В этот же день, попозже, в Броундоуне состоялась встреча наедине Оскара и достопочтенного Финча.
Что говорилось и делалось на этой встрече, я не знаю. Ректор вошел к нам, высоко подняв голову и величественно ступая тощими ножками. Он обнял свою дочь в торжественном молчании и протянул мне руку с благосклонно важной улыбкой, достойной величайшего актера, какой когда-либо сидел на престоле (положим, хоть Людовика XIV). Когда он справился с отцовским умилением, овладевшим им, и заговорил, голос ректора был так громок, что я, право, дивилась, как он не лопнет. Словесный туман, которым он окутал меня, в кратком изложении сводился к следующим двум заявлениям: во-первых, он приветствовал в Оскаре нового сына (должно быть, у него недостаточно было своих детей); а во-вторых, он усматривал во всем случившемся перст Провидения. Увы! По своей дерзкой французской натуре я усматривала только персты Финча в кармане Оскара.
День свадьбы не был еще окончательно назначен. Решено было только, что она состоится недель через шесть.
Срок этот назначался с двоякою целью. Во-первых, чтобы успеть составить законные акты по денежным делам, а во-вторых, чтобы дать Оскару время полностью поправиться. Относительно последнего мы все несколько тревожились. Рана его зажила, ум был ясен по-прежнему, а все же в его организме что-то как будто не ладилось.
Странные противоречия в характере, о которых я уже упоминала, обнаруживались сильнее прежнего. Человек, у которого хватило духу в порыве гнева вступить в схватку одному и без оружия с двумя разбойниками, не мог теперь войти в комнату, где происходила борьба, не испытывая страха.