Прошло около месяца. Наш этаж благодаря убеждениям Андрюши окончательно уверился в том, что «Нефертити» – искусственное дерево. Между собой мы называли инженеров лаборатории № 13 «корневиками», первосигнальщиков – «листовиками», мы же именовались «ствольниками».
Непредсказуемый заходил к нам несколько раз и интересовался ходом работы. Он появлялся в своей обычной манере – будто конденсировался из воздуха. Только что никого не было – и вдруг рядом с трансформатором высокого напряжения стоит Карл. Но мы к этим штучкам привыкли и уже не удивлялись. Монзиевский без лишних слов брал схему и оглядывал ее сверху вниз и слева направо в течение пяти секунд. Так разведчик запечатлевает в памяти документ.
– Вот здесь необходимо V-образное сочленение, – говорил он, тыкая ногтем мизинца в схему, и испарялся. Мы даже не успевали расспросить подробнее, но потом убеждались, что Карл прав.
Лишь однажды Андрюша успел крикнуть вслед исчезающему Карлу:
– Карл Карлович, а кто занимается корой?
Тонкий вопрос! Андрюша хотел показать, что нам уже известно о дереве, и продемонстрировать догадливость. Будто нас мучает только один вопрос – кто занимается корой нашего ствола.
Карл слегка сгустился и строго спросил:
– Откуда вам известно о коре больших полушарий?
Андрюша застыл с открытым ртом.
– Древесная кора… – залепетал он. – Покрытие нашего ствола…
Непредсказуемый радостно взвизгнул – он таким образом смеялся – и исчез окончательно. Больше мы его не видели.
На некоторое время меня отвлекли домашние дела, и я перестал непрерывно думать о Нефертити.
Дело в том, что Иван Петрович Грач стал активно ухаживать за мамой посредством кошек. Пуританин перешел на его довольствие. Грач кормил его и расчесывал гребнем. Пуританин залоснился и приобрел вальяжный вид. Иван Петрович стал подпускать кота к маме, повязывая ему на шею красный бант. Мама, неравнодушная к любым цветным тряпкам, полюбила Пуританина еще больше и стала переносить внимание на Ивана Петровича. Однажды я застал их вечером пьющими чай в комнате старика. После того как Грача уплотнили, комната стала напоминать мебельный антикварный магазин. В центре стоял рояль, вокруг которого вилось небольшое ущелье, образованное стенками рояля и разной мебелью. От ущелья шли вбок тупички, оканчивающиеся телевизором, кроватью, на которой спал Грач, и настенной аптечкой.
Мама и бухгалтер пили чай на рояле. Тут же возлежал Пуританин с красным бантом, как участник демонстрации. Рояль был застелен скатертью. Я вошел и тоже устроился за роялем. Мы напоминали певцов на спевке.
– Я бухгалтер. Я привык оперировать цифрами, – говорил Иван Петрович. – Мне шестьдесят пять лет, а вам пятьдесят четыре…
– Ну зачем же такая точность?.. – недовольно сказала мама.
– А как же без точности? – удивился бухгалтер. – Без точности