Я отпустил всех взмахом руки, а два мастера отправились в зиндан под охраной двух нукеров. Перед тем как уйти, Али ещё раз показал мне, что и как он видит. Я смотрел не очень внимательно, больше наблюдал за остальными. Из всех мастеров, а их было семь человек, только двое молодых, не старше тридцати лет мужчин с сочувствием смотрели на Али и Ульмаса. Остальные не сдерживали довольных усмешек и злорадно-ехидных ухмылок. Можно было подумать, что я уже вызвал палача, чтобы две головы слетели с плеч долой. Вследствие чего жирное место придворного архитектора освободится.
Я был не очень доволен собой, так что утро следующего дня проспал самым постыдным образом. Я проспал утреннюю молитву и был угнетён. А тут ещё кукельдаш масла в огонь подлил. Зульфикар, войдя в мою опочивальню, на первый взгляд был такой, как всегда, словно не его любимые дяди сидят в зиндане на лепёшке и воде. Он совершенно спокойно пожелал мне доброго здоровья и пригласил пройтись до выходившей на Регистан* стены Арка:
– Смотри, великий хан! Сегодня пол-Бухары пришло пожелать тебе доброго утра. – Так он никогда не улыбался. Точно знаю, что раньше я такой улыбки не видел.
Вокруг Арка колыхалось море голов. Тюбетейки, тюрбаны, чалмы, просто бритые головы – что, вся Бухара на Регистане? Такого скопления людей не бывало даже тогда, когда там свершались казни знаменитых и неуловимых разбойников. Все сидели плотными рядами. Судя по всему, не переговаривались, а упорно смотрели на Арк. Это бест*.
– Сегодня же не аль-джума, и не время всеобщей молитвы! Чего им надо? Им что, делать нечего? Разогнать немедленно всех! – это что же такое? Для чего собрались все эти бездельники? Если надо что-то делать в Бухаре, то через жарчи* не докричишься, а тут расселись, лежебоки и лентяи!
– За что разгонять, великий хан? Они не орут, они не безобразничают, они тихо сидят и ждут тебя. Я ничего такого не ожидал. Они с ночи собрались и не уходят. А если кто-то уходит, на его место тут же садится другой. Они не едят, не пьют, даже не мочатся. Только смотрят. Все базары пустые, сегодня не торгует ни один водонос, ни один лепёшечник не замесил тесто, ни один чайханщик не открыл своей чайханы. Ты не знаешь, чего им нужно? Я догадываюсь, но сказать не могу, вдруг ошибаюсь.
– Что будем делать?– я был в таком ужасе, что у меня пересохло в горле. Ничего не понимаю? Из-за чего всё это? Из-за двух строителей? Это же бунт! Но бунт это тогда, когда люди вопят, кидаются камнями, пытаются схватить и убить кого-то из стражников. А здесь полная тишина. День обещает быть безоблачным, но не жарким, всё-таки середина месяца сафар. Просидеть без дела два-три дня можно без вреда для здоровья.
А купцы из разных стран? А соглядатаи и шпионы? Их в Бухаре видимо-невидимо от всех моих врагов-друзей-родственников? Что скажет мой отец, правитель Бухары Искандер-хан, когда увидит это людское месиво, разлившееся вокруг Арка? Аллах велик, может быть, он надоумит меня, что делать? Я же не мог предположить, что два простых строителя так известны