Выйдя из метро, я долго плутал по как две капли воды похожим друг на друга улочкам, пока не отыскал необходимый мне двор. Подъезд нашел без особого труда. Еще издали в глаза бросилась толпа зевак, плотно обступившая карету «скорой помощи».
Я подошел ближе.
– Что произошло?
– Да говорят, человек из окна выпал, – охотно поделилась со мной невысокая, плотная женщина неопределенных лет, с удовольствием что-то жевавшая. – Не то сам бросился, не то несчастный случай…
Помимо скорой, у подъезда стояла и милицейская машина. Несколько человек в форме и в штатском стервятниками хищно кружили вокруг сиротливо лежавшего на асфальте безжизненного тела, из-под которого, густо разливаясь по темному от влаги дорожному покрытию, сочилась бордовая кровь.
Потом все обмерили, очертили мелом мертвое тело и отдали его на откуп санитарам. Те обыденно упаковали труп в черный, непроницаемый мешок и погрузили в машину.
– А что за человек? – спросил я.
– Вяземский, – шепнула в ответ женщина. – Важный человек был, академик.
В который раз за день я почувствовал, что ноги отказываются подчиняться мне. Человек, которого на моих глазах погрузили в «скорую» и отправили в морг, ни в коей мере не напоминал того академика, которому чуть ранее в метро я отдал сверток. Кто же из них настоящий? Логика событий подсказывала, что настоящий академик, должно быть, мертв. Так кому же, в таком случае, я отдал сверток?
Совершенно раздавленный обрушившимся на меня новым открытием, я медленно и бесцельно брел по сырым московским улицам. Они больше не угнетали меня своей колоссальностью, шумом и движением. От всего этого далек был я мыслями, и думал совершенно об ином. Так странно начавшаяся история спустя всего какие-то сутки запуталась окончательно. Теперь я уже чувствовал себя не курьером, а ощущал пешкой в чьей-то крупной игре. Опыт подсказывал мне, что пешки долго не живут. Рано или поздно они оказываются биты. Если только не пробиваются в королевы.
Федералы, записки, лже-академик – все это было, несомненно, неспроста. Кто-то следил за мной, знал обо всех моих передвижениях, предугадывал шаги…
Пару часов спустя начали сгущаться сумерки. Передо мной остро встала проблема ночлега. Большими средствами я не располагал, но номер в скромном отеле мог снять на несколько дней. Мог и уехать, благо в нужном направлении проходящих поездов всегда хватало. Но что-то подсказывало мне, что из столицы пока уезжать нельзя. Возможно, со мной говорил древний инстинкт самосохранения?
Найти подходящую гостиницу не составило большого труда. Я приветливо улыбнулся девушке-администратору, она одарила меня в ответ восхитительной белозубой улыбкой и потребовала паспорт. Когда все бумажные формальности были улажены, я заплатил вперед, выслушал череду отдающих казенщиной доброжелательных фраз и отправился в свой