Ты расстегиваешь сумку, которую взяла с собой. Твои руки перебирают металл, бумагу, ткань. Ценят вещи, которые ты хотела от других. Выдергивают их, как репку из земли. И на перьевой постели ты планируешь свое будущее.
Примеряешь мамины туфельки.
Они впору.
Жена дровосека
Иногда мне хочется снова стать ребенком, а иногда – женщиной, сотканной из снега.
За окном лес утопает в глубоком снегу. Таком ярком, что он освещает землю, заставляет ее сиять обманчивой чистотой, которую я ненавижу. Я отворачиваюсь от окна и пытаюсь ничего не чувствовать. Утро сегодня простое и бледное, посвященное домашним заботам: мытью полов, взбиванию подушек. Я пытаюсь отвлечь себя простыми, бесполезными делами. Вышить звездочки на подушке. Поставить остролистник в вазу.
Деревянные полы, обычно и так прохладные, становятся все холоднее. Но я не хочу пока разжигать огонь. Не хочу тратить дорогое, на вес золота, дерево. А еще мне грустно думать, что такое сильное, многое повидавшее на своем веку дерево за считанные минуты может превратиться в пепел. Полагаю, как и все мы, рано или поздно. Мои ноги уже онемели от холода, поэтому я в конце концов складываю горкой тоненькие веточки и обрывки пожелтевшей бумаги на решетку.
Когда я была маленькой девочкой, что-то произошло со мной в лесу. Но я не могу вспомнить точно что. Трудно верить рассказам бабушек; всегда либо слишком невинным, либо слишком грязным. С тех пор мое отношение к лесу изменилось: думаю, когда-то я любила его, а может, мне теперь просто так кажется. Он красивый, но его чернильные очертания бередят душу. Темнеет, скоро мой муж будет дома. Я покусываю губы, чтобы они покраснели.
Свежеиспеченный хлеб, теплый и мягкий. Аромат окутывает комнату, он первым поприветствует мужа, когда тот вернется. Должно быть, я сама доработала рецепт. Раньше моя выпечка была едва съедобна. Источник жгучего стыда. Она не дарила ощущение домашнего уюта. Но теперь мне нравится готовить, хотя и грустно потом садиться за стол. Еда кажется непозволительным расточительством. Ведь ем я обычно в одиночестве, а значит все эти угощения – лишь для меня одной. Иногда мне хочется быть пышногрудой матроной, неприступной, но одновременно понятной каждому, простой. Собственное тело пугает меня. Как хорошо было бы быть фигуристой, привлекательной. Зрелой. Интересно, смогла бы я тогда защитить себя? Сейчас я на это не способна. Я будто сделана из фарфора, полая, как фигурка птички на каминной полке… Да, фигурка из китайского фарфора с блестящими глазками из оникса. Птичка, которая украшает комнату, но никогда не полетит в высокое голубое небо, ведь тогда она обязательно разобьется. Я смаргиваю непрошеные слезы и продолжаю наводить уют в очаровательном доме, чтобы он полностью соответствовал