Очень опасный мужчина!
– О-о-о-о, да тебе, никак, сильной руки захотелось? – с веселым изумлением протянул мой внутренний голос. – Пришла блажь почувствовать особенный вкус железа на зубах? А как же камарги, они уже не идеал для подражания?
Камарги – это легендарные белые лошади, которые с незапамятных времен носятся по жирным от речной тины берегам Роны в моем любимом Провансе. Дикие лошади, которых невозможно приручить! Быстрые, как моя мысль, и вольные, как мои же тайные желания…
– Ерунда, – с досадой и не без смущения пробормотала я, заподозренная в постыдном желании сдаться на милость более сильного. – Всё не так! Надо же понимать…
– Да понимаю я, всё понимаю, – проворчал внутренний голос. – Чего уж тут не понять… Ты просто думаешь, что ЭТОГО парня ты не сможешь подавить! Кстати, а ведь он немного похож на Даниэля…
– Не трогай Даниэля! – бешено рявкнула я и с размаху влепила в стену блюдце с крошками от пирожного.
Получилось звучно – для начала. В продолжение сам собой напрашивался самозабвенный женский плач с освященными вековой традицией причитаниями в духе «ах, я бедная, несчастная, да за что ж мне всё это…».
М-да. Ветер перемен, прилетевший из далекой Африки, всколыхнул мои истрепанные нервы, как гирлянду флажков!
Санчо молча принес мне коробку бумажных носовых платочков, поставил ее рядом с клавиатурой, вышел и снова вернулся с рюмкой и початой бутылкой текилы.
– Оставь пузырек, – опрокинув рюмку, хрипло попросила я.
– Обойдешься, – ответил грубиян и удалился с бутылкой, на сей раз плотно прикрыв за собой дверь.
Я вздохнула и посмотрела на осколки блюдца, белеющие на ковре.
Не трогать Даниэля. Не трогать Алекса. Не трогать Павла. Не трогать Марика. Грушевского – и того не трогать… Не многовато ли у меня набралось неприкасаемых?
– Ну, ладно, ладно, прикасайся ты к кому захочешь! – визгливо – на грани истерики – отозвался мой внутренний голос.
Я только кивнула, как упрямый ослик. Я уже точно знала, что полечу к этому парню хоть в африканское пекло, хоть в самый ад.
Я очень, очень, очень устала быть сильной и смертоносной, как неисправный ядерный реактор с огромной зоной поражения.
Ярослав Грушевский, видный мужчина, известный писатель, последний романтик старого света и кумир трепетных одиноких дам, орал и топал ногами на приходящую домработницу, выбивая из толстого ковра столбики пыли, похожие