Мягкий грудной голос казака зазвенел над Лебяжьей заводью. Тут Маринка подхватила песню:
Молоденький чумаченько
Солi набирає,
Чорнявая дiвчинонька
Та й з ним розмовляє.
И два дружных голоса, сливаясь в один поток, поплыли над сонной водой:
Ой з-за гори, з-за крутої
Biтрець повiває.
Молоденький чумаченько
Та й сiль приставляє.
Вози риплять, ярма скриплять.
Воли вирикують.
Попереду чумаченько
Та й вигукує.
На тiм боцi, на толоцi,
На турецькiм полi
Там вивернув чумаченько
Штири вози солi.
Песня настроила обоих на веселый лад. Маринке будущая разлука уже представлялась не такой долгой, а путь к Хаджибейским лиманам – не опасным. «Кондратка – казак лихой, ничего с ним в дороге не приключится. Вернется любый мой с солью, и будет на что свадьбу по закону справить», – думала она.
Кондрата разлука с невестой волновала сильнее. Ему захотелось проститься с ней как-то особенно ласково, нежно. Он соскочил с лошади и бережно снял с седла девушку.
За время своей работы в степи на покосе Кондрат окончательно излечил остатки хвори и окреп. Раны на груди и спине зарубцевались, мышцы налились молодой силой. Взяв на руки Маринку, казак уже не хотел отпускать ее. Он держал ее, крепко прижимая к груди. Как ни вырывалась девушка, как ни трепала его за русый чуб, в ответ он только улыбался и целовал, щекотал ей щеки темными, по-юношески мягкими усами. Побежденная его ласковой силой, Маринка успокоилась и невольно сама обняла Кондрата за могучую загорелую шею.
– Ну, будет, будет, – взмолилась она, – будет…
Кондрат понес Маринку к старой вербе. Здесь на берегу он склонился с девушкой над цвелой водой.
– Глянька-ка в заводь. Старые люди говорят, коли парубок и дивчина целуются и посмотрят в воду, то век им быть вместе! Ничего на свете их уже не разведет. Сам дед водяной с водяницами их заприметит и за них будет, – жарко зашептал Кондрат на ухо невесте.
Они вглядывались в зеленоватую гладь воды, где отражались их лица. Вдруг Маринке показалось, что она и вправду увидела зеленоватые космы водяного.
– Ой, Кондратко, ой! Смотри, – завизжала она, показывая на тихо шевелящуюся бахрому болотных водорослей. – Дед, ей-богу, дед водяной волосья кажет…
Но Кондрат, как ни всматривался в воду, ничего не увидел. И хотел он было уже посмеяться над девичьим страхом, как и в самом деле, будто в подтверждение слов Маринки, спокойная вода всколыхнулась и на поверхность всплыли огромные желтые пузыри.
Казак невольно отпрянул от заводи. Маринка испуганно перекрестилась.
– И впрямь водяной нас заприметил. Теперь нам век неразлучными быть, – промолвил, улыбаясь, Кондрат.
И Маринка, бледнея от испуга, повторила убежденно:
– Видно, вместе, Кондратко.
На камыши легла золотая полоса вечернего света, когда они выехали из зарослей заводи в степь, направляясь в слободу.