Я другую изберу
Себе милую,
Сарафан я ей сошью
Ала бархата.
Юная дева торопливо сделала два шага, сощурилась и застыла в изумлении. Такого она представить и вправду не могла. Солнечный свет пробивал витражи окон насквозь, ложась на все поверхности разноцветным покрывалом. Резные дубовые колонны устремлялись вверх, шагом своих теней разрезая длинное пространство зала.
Уж я серьги ей куплю
Скатна жемчуга,
Уж я кольца закажу
Чиста золота.
Женский хор пел стройно и пронзительно. В высоте парадных сводов голоса отражались, создавая мягкое эхо, перекатывающееся по галереям и дворам-колодцам дворца. Княжну накрыло облаком звука, и, как только глаза привыкли к яркому цветному свету, она смогла рассмотреть то, что ее обескуражило.
– Не могли бы мы найти более безлюдный путь в мои покои? – подойдя обратно к прислужнику, спросила она.
– Сударыня, это в вашу честь! Так мы в Буян-граде приветствуем высокородных особ! – перекрикивал он хор. – Все по распоряжению царевича Елисея!
Помимо хора в белоснежных одеждах, поющего чистыми голосами, Ладимилу ожидал еще больший кошмар. Зал был полон людей, причем, судя по их облачению, тех, с кем по сословию ей придется общаться. Приглядевшись внимательно, княжна обнаружила, что всех находившихся в помещении можно было разделить на две части: слуги-мужчины и изысканно одетые вятшие девы. Такого изобилия роскошных платьев ей не доводилось видеть никогда прежде! Бархат, парча, атлас всех цветов радуги покрывали плечи и талии их обладательниц. Елисей был известен страстью ко всему шикарному, но Мила и подумать не могла, что соприкоснется с проявлениями этой страсти так скоро.
Будем друг друга любить
Лучше прежнего,
Будем жить да поживать
Лучше каждого!
Поняв, что отступать ей совершенно некуда и нужно дождаться окончания торжественного приветствия, княжна поспешила утолить жажду. Манеры здешней прислуги, несомненно, отличались от неказистого обращения в Новом граде. Юноша с тонким лицом и изящными руками взмахнул кувшином так, будто тот ничего не весил, и вода заструилась, как живая, водопадом стекая в сверкающий хрустальный кубок. Вдоволь напившись, Мила вернулась мыслями к своему невзрачному пыльному дорожному платью и захотела спрятаться. Вернее, она готова была провалиться сквозь землю, но решительно не знала, как осуществить это свое желание.
Ничто в полюшке
Не колышется,
Только грустный напев
Где-то слышится…[9]
Тем временем хор допел свою заунывную мелодию. Девы в белых платьях, все это время державшие в руках полевые цветы, стали расходиться. «Какое счастье, – подумала княжна, – скоро этот позор закончится».
Букеты предназначались высокородным девицам. Певчие девушки по одной подходили к гостьям и, поклонившись, вручали им