Единственным не столько сложным, а скорее неудобным для себя периодом он считал время, проведенное в самом начале службы. В учебке почему-то, несмотря на хорошее питание, постоянно хотелось есть. Отчего-то портянки в сапогах все время сбивались, и ноги постоянно были в мозолях. Не сразу привык Толька и к тому, что его непосредственным командиром был военнослужащий, который был младше его возрасту. Поначалу он не понимал, зачем будущему механику-водителю, а именно этому военному ремеслу он обучался, нужны ежедневные занятия на плацу. Сама строевая подготовка вопросов у него не вызывала. Только вот зачем этим заниматься по четыре часа в сутки, Ларионов, честно говоря, недоумевал. Как не понимал, почему за любую провинность его отправляли в наряд по кухне. Картошку чистить он умел. Да и сам процесс нравился. К тому же при кухне всегда можно разжиться каким-то дополнительным пропитанием. Были у Тольки и другие вопросы и сложности, но постепенно все вошло в привычку и встало на свои места. К концу курса молодого бойца из круглолицего лоснящегося деревенского паренька он превратился в стройного дисциплинированного солдата.
– Дядя, ты с войны вернулся? – детский голосок заставил его открыть глаза.
Толька, не поднимая головы, посмотрел глазами по сторонам и увидел на берегу девчушку лет шести с желтыми волосами в легком выцветшем платье. На месте ей стоялось с трудом. Она, то переминалась с ноги на ногу, то поднималась на цыпочки или ковыряла ногой прибрежный песок, одновременно пытаясь накрутить подол платья на палец. Девочка с нескрываемым любопытством разглядывала лежащего в воде парня, и увиденное зрелище ее явно заинтересовало.
– Почему ты так решила? – удивился Ларионов.
– А ты утром по деревне шел в военной форме, – бойко ответила та. – И след от пули как у дядьки Прохора, – она отпустила подол и указала пальцем на Толькин живот.
– То вилами. Еще в детстве. Случайно на сенокосе задели, – он прижал подбородок к груди и покосился на едва заметный шрам. – Я просто в армии служил.
– М-м, – разочарованно протянула девочка и присела на корточки. – Как дядька Сережка, значит. Он в самой Германии служил. Среди немцев, – последние слова она произнесла почти шепотом.
– Случайно не Сорокин?
– Ага, – обрадовалась девчушка. – А ты как угадал? – изумилась она.
– Случайно, – слукавил Толька.
Так уж получилось, но со своим приятелем они служили в одной части. Сорокина, правда, призвали позднее, через полгода после Ларионова, а демобилизовался он наоборот, много раньше своего деревенского друга.
– Это хорошо, что ты не с войны. Или еще откуда-нибудь, – вздохнула желтоволосая.
– Наверное. А ты, видимо, рано встаешь, раз меня утром видела.
– Ага, рано. Дел много, – серьезно ответила девчушка.
– Понятно. А чья ты будешь, красавица?
– Мамкина.
– А мамка