После этого я немного успокоилась и села доделывать дизайн. Освободилась ближе к ночи, потянулась, чтобы размяться, проверила все еще раз и отправила на согласование заказчикам.
А в полночь, когда я уже расслабилась и закрыла ноутбук, получив одобрение макета, снова раздался телефонный звонок.
– Галина Чегринская? – во второй раз за день спросил неопознанный абонент.
– Да, это я.
– Ваша бабушка, Зинаида Ивановна, скончалась.
Дальше началась какая-то круговерть из документов, справок, подготовка тела к кремации – раз уж слова бабушки оказались пророческими, то ее последнюю волю я готовилась выполнять неукоснительно. К тому же в больничных вещах, которые моя старушка предусмотрительно захватила с собой, действительно нашлась урна для праха.
Следующие два дня прошли как в тумане. Соболезнования от знакомых и ощущение, что я осталась одна в целом мире, разом показавшемся мне действительно чужим…
Урна с прахом стояла на стеллаже и металлически блестела. Я то и дело бросала на нее взгляд. Вещь выглядела какой-то чужеродной в моей квартире, но поскольку я ее только принесла, то решила потерпеть.
А в ближайшие выходные поеду в деревню и сделаю так, как и просила бабушка: развею ее прах над огородом. Она всю жизнь провела в нем, кажется, прерываясь исключительно на сон. Зимой она ощутимо тосковала, и ее характер становился еще тяжелее. Весной снег едва начинал сходить, как бабушка шла ковыряться в земле, и так до самых заморозков. Не первых, а настоящих, когда снег переставал таять, едва касаясь земли, а укутывал ее белым саваном.
Я взглянула на себя в зеркало. Зеленые глаза лихорадочно блестели, покрасневшие от усталости и слез, которые набегали сами собой. Синяки под глазами отливали чернотой, кожа выглядела бледнее обычного. Волосы безжизненно висели светлой паклей. А моя и без того стройная фигура постройнела до состояния болезненной худобы.
Да уж, пора возвращаться в норму. И для начала заполнить холодильник – бабушка всегда просила хорошо питаться. Правда, под хорошо она подразумевала не столько обильно, сколько правильно и самостоятельно приготовленное. Но тут уж как-то не до готовки.
Я надела джинсы, кофту, накинула куртку, на голову нахлобучила кепку, чтобы моя потерявшая вид шевелюра не бросалась в глаза, и уже влезла в сапоги, как услышала какой-то звон. Он походил на звук от украшения «шепот ветра», которое любят вешать на двери магазинов, чтобы предупреждать продавцов. Легкий, ненавязчивый, какой-то воздушный. И совершенно неуместный в моей квартире.
Нахмурившись, я выглянула из коридора – разуваться не хотелось, но абстрагироваться от звука и выйти из дома не получалось.
Звон шел от урны с прахом, которая в довершение ко всему немного светилась.
Видимо, слабая крыша у нас – это семейное, моя уверенно отъезжала. Глядя на светящуюся в вечерней полутьме квартиры урну, я подумала, что, наверное, стресс от потери последней родственницы