Приведенный выше пример может привести к предположению, что функция сновидений является выраженно «моральной». Такой она выглядит в случае нашего юноши, однако если припомнить формулу, по которой сновидения содержат сублиминальные материалы текущего момента, то станет понятно, что рассуждать просто о «моральной» функции нельзя. Следует отметить, что сновидения тех людей, чьи поступки морально безупречны, предлагают нам материал, который вполне заслуженно определять как «аморальный» в обыденном смысле этого слова. Примечательна радость святого Августина по поводу того, что Бог не покарал его за греховные сны. Бессознательное есть неведомое сиюминутно, и потому нисколько не удивительно, что сновидение привносит в текущую сознательную психологическую ситуацию все те проявления, которые существенны для принципиально иной точки зрения. Ясно, что эта функция сновидения обеспечивает психологическую настройку, компенсацию, совершенно необходимую для правильно сбалансированного действия. Для сознательного процесса размышления важно, чтобы мы, насколько это возможно, четко представляли себе проявления и последствия конкретной ситуации, дабы суметь найти правильное решение. Этот процесс автоматически продолжается в более или менее бессознательных состояниях сна, где, как будто свидетельствует наш опыт, сновидца посещают все те же проявления (хотя бы опосредованно), которые наяву не были достаточно учтены или вовсе проигнорированы; другими словами, очутились в сравнительно бессознательном состоянии.
Что касается многократно обсуждавшегося символизма сновидений, то его оценка варьируется в зависимости от того, рассматривается ли он с каузальной или с финалистской точки зрения. Каузальный подход Фрейда опирался на желание или влечение, то есть на подавленное «сновидческое» стремление. Это влечение всегда оказывается относительно простым, элементарным, но может прятаться под множеством обличий. Так, юноша в нашем примере с равным успехом мог бы увидеть во сне, что он открывает ключом дверь, летит на аэроплане, целует свою мать и т. д. Под этим углом рассмотрения все перечисленное имело бы одно и то же значение. Налицо узость позиции представителей наиболее строгих последователей Фрейда, которые пришли к толкованию – если обобщить известные примеры – почти всех удлиненных предметов в сновидении как фаллических символов, а всех округлых или полых – как символов женственности.
С финалистской точки зрения образы сновидения могут иметь внутреннюю значимость сами по себе. Если, к примеру, нашему юноше вместо сцены с яблоком приснилось бы, что он открывает ключом дверь, то этот образ сновидения охватывал бы существенно иной ассоциативный материал, дополняющий сознательную ситуацию способом, принципиально отличным от того, каким ее дополнял материал, связанный со срыванием яблок. С этой точки зрения вся полнота смысла кроется