Мама искренне не понимала моего отношения к брату, а когда я ей пытался объяснить, что его слишком много в моей жизни, говорила:
– Он мне такой же сын, как и ты.
Не удивительно, что их отъезд в Канаду стал для меня чуть ли не главным праздником в жизни.
Наши отношения с мамой ухудшились, когда разбились мои розовые очки. Это произошло после того, как Валеркины приятели под руководством родительского друга пролезли по нашей даче. Менты, разумеется, виновных не нашли, хотя все знали, кто это сделал. Тогда мама, сказав, что знает нужного криминального авторитета, который обязательно найдет воров, обратилась за помощью к одному из старочеркасских полубомжей.
До этого момента мама была для меня авторитетом, и когда было надо, я всегда обращался к ней за помощью или советом. После этого случая я увидел, что она хоть и начитанная, но наивная дура. Так, например, она продолжала верить продавцам, и когда один из них ей продал продукцию местного изготовления и соответствующего качества под видом австрийских туфлей, она долго не хотела верить, что ее обманули. Втулили ей эти туфли, правда, по заслуживаемой ими цене.
В другой раз она чуть не купила какую-то ерунду у ходящего по квартирам разводилы. Когда я начал выставлять его за дверь, мама попыталась меня остановить, говоря, что это дело чести.
«Прозрев», я почувствовал себя идиотом оттого, что так долго не замечал маминой глупости. После этого разочарования ее мнение перестало для меня что-либо значить, и я фактически превратился в домашнего тирана. При этом я сам был не менее наивным и доверчивым, чем она. Вот только один пример: В свое время у меня была куча виниловых пластинок. Несколько десятков отечественных, почти столько же из лагеря социализма, и совсем чуть-чуть фирменных. После покупки проигрывателя компакт-дисков ни пластинки, ни бобины, ни, тем более, кассеты слушать уже не хотелось, и я решил все это продать. Бобины ушли вместе с магнитофоном. Кассетами я подвязывал виноград на даче – весьма, кстати, удобно, а пластинки решил сдать. Для этого я поехал на сходку. Там договорился с одним торгашом, что он что-то купит, а что-то возьмет под реализацию. Он сразу сказал, что раз я договариваюсь с ним, то договор есть договор, и мне не следует ни с кем больше на эту тему разговаривать из других торгашей. Будучи интеллигентствующим лохом, я так и сделал. В результате тот торгаш развел меня на все мои пластинки. К счастью, потом, на занятиях по психологии из меня эту интеллигентскую дурь вытравили практически полностью.
Разумеется, я был неправ по отношению к матери. Таков уж механизм разочарования: сначала мы выдумываем себе бог весть что о человеке, возносим его на пьедестал, а когда оказывается, что он не соответствует нашим о нем представлениям, возлагаем всю вину на него, при этом опять выдумываем далекий от реальности, но теперь уже отрицательный образ этого человека. Его же вина заключается