Эрик, первый британский робот. 1928
В конечном счёте, перед вами целая связка, целый набор греческих и римских понятий, указывающих, по-моему, на один и тот же тип знания, один и тот же тип деятельности, один и тот же тип вероятностных познаний. Я думаю, что история этой метафоры могла бы быть прослежена вплоть до XVI века, как раз до той поры, когда новое искусство правления, поставившего во главу угла государственный интерес, окончательно разорвёт узы, соединяющие управление собой с медициной и управлением другими, что, однако, не помешает искусству кормчего, как вы прекрасно знаете, по-прежнему быть олицетворением занятий такого рода, а именно управления»3.
Что слушатели Фуко должны прекрасно знать, и что он остерегается озвучивать, так это что к концу XX века та самая метафора судовождения, то есть метафора руководства, стала общей для описания не только политики, но и любой человеческой деятельности. Кибернетика становится проектом всеобъемлющей рационализации. В 1953 году, в разгар развития кибернетической гипотезы в естественных науках, в свет выходит работа «Нервы управления», где Карл Дойч, американский профессор общественных наук, всерьёз рассматривает политические возможности кибернетики. Он предлагает отбросить старые концепции суверенитета власти, которые слишком долго составляли ядро политики. Управлять – отныне значит изобрести рациональный способ координации информационных потоков и потоков решений, бегущих по телу общества. Этому, говорит он, способствуют три условия: установка достаточного количества датчиков, чтобы не упустить никакой производимой «субъектами» информации; группировка информации через поиск корреляций и объединение; умение находиться поблизости всякого живого сообщества. Кибернетическая модернизация власти и отживших форм её общественных органов объявляет себя видимым продуктом «невидимой руки» Адама Смита, которая до сих пор была мистической основой либеральных экспериментов. Система коммуникаций станет нервной системой обществ, источником и предназначением всей власти. Таким образом кибернетическая гипотеза выражает политику «конца политики», ни больше ни меньше. Она представляет собой и парадигму, и технику властвования. Её исследования показывают, что полиция – не только орган власти, но ещё и форма мышления.
Кибернетика – это полицейское мышление Империи, движимое как исторически, так и метафизически исключительно концепцией наступательной политики. Сегодня она завершает объединение техник индивидуации[12] – или разделения