Она ерзает у меня на руках, а я снова смотрю на дочку Фреда. Та испуганно пятится назад. Отпускаю ручку Милли и подхватываю Эрику за талию, прижимая к себе.
– Желание ребенка – закон.
– Не всегда, – шипит она. – Иногда и ребенок должен считаться с желаниями взрослых. И вообще все это… неуместно.
– Клади руку мне на плечо и двигайся, Эрика. Ты мне должна.
– Правда? За что это?
– За то, что утром пыталась украсть моего ребенка, – забавляюсь, глядя на то, как расширяются ее глаза.
– Я не…
– Ш-ш-ш, не так громко, напугаешь Милли.
– А я не боюсь! – радостно выкрикивает моя дочь.
– Видишь? – шипит Эрика. – Она не боится. А я не хочу с тобой танцевать.
– Я тоже не горю желанием, но ты ведь не можешь пренебречь желанием ребенка в канун Рождества.
– Сочельник завтра.
– Отлично, будем считать, что завтра уже наступило.
Она тихонько рычит, сцепив зубы, и мечет в меня молнии, которые, вместо того, чтобы убить, только согревают. Я бы даже сказал подогревают, но рискую признать мое влечение к этой ненормальной.
В кармане жужжит телефон, и мне приходится пересадить дочку на руки Эрики. Та на автомате подхватывает ребенка и продолжает покачиваться под музыку. Я криво ухмыляюсь, глядя на это. А чего вы ожидали? Что я буду умиляться? Глядя на случайную девушку, которая танцует с моим ребенком? Это вряд ли. Как только передам Милли родителям, буду искать способ трахнуть Эрику, иначе свихнусь, думая о ней. Зачем отрицать очевидное? Я чертовски хочу ее.
– Пап? – отвечаю на звонок.
– Мы на месте, Кил, выводи Панду.
– Сейчас будем. – Отключаю звонок и поворачиваюсь к дочке, которая, вцепившись в шею Эрики, что-то шепчет ей на ухо, а та хмурится и закусывает губу, чтобы, видимо, не смеяться. Вот это я мог бы назвать милым, но нет. – Эй, Панда, там дедушка приехал.
– Ура! – выкрикивает она ровно в тот момент, как стихает музыка.
Люди сначала замирают с недоумением на лицах, а потом начинают улыбаться. Я не смущаюсь, уже привык к выходкам своей дочки.
Забираю Милли у Эрики и бросаю на последнюю говорящий взгляд. Мысленно я приказываю ей не двигаться с места и обещаю столько сладкого, сколько она может выдержать. Но было бы странно, если бы дочка Коулмана послушалась. Она прищуривается, словно на самом деле читает мои мысли, и, резко развернувшись, исчезает в толпе танцующих под новую песню.
Ну, держись, несостоявшийся киднеппер, я сейчас вернусь, и руки у меня будут свободны, чтобы поймать тебя!
Эрика
Так, ладно. Надо просто дышать.
Спрятавшись ото всех, я прижимаюсь к колонне в оранжерее в глубине ресторана и зажмуриваюсь. Дышу глубоко и медленно, на четыре такта.
Он ведь не мог так посмотреть на меня. Он же ничего не обещал тем своим взглядом, правда? Скорее всего, моя больная фантазия все сама дорисовала.
Но