А потом она обернулась, и узнавание разлетелось в мелкое крошево, словно чаша из тончайшего хрусталя.
У Элеанор ясные голубые глаза, как у Маргарет. У Элеанор полные мягкие губы, как у Маргарет. У Элеанор луком изогнутые брови, как у Маргарет.
Но она не Маргарет.
Ибо у моей сестры никогда не было такого недоброго и надменного выражения лица. И единственного взгляда мне хватило, чтобы вспомнить все злые и грязные сплетни о прекрасной невесте королевича, вспомнить – и безоговорочно поверить им.
– Приветствую, Элеанор. – Рэндалл даже ждать не стал, когда девица вспомнит об этикете и склонится перед ним. Под искусной улыбкой сытого хищника он прятал гнев и брезгливость. И мне стоило поучиться у него скрывать свои чувства. – Позволь представить тебе леди Джанет, твою первую придворную даму и – в скором времени – родственницу.
Элеанор не соизволила встать, так и сидела в пол-оборота, и причудливый танец теней скрывал ее лицо, только глаза блестели, отражая огоньки свечей.
– Разве я не могу сама выбрать себе придворных дам? – наконец произнесла она, даже не пряча капризные и недовольные нотки в высоком голосе. – А вдруг мне эта не понравится?
– Тогда тебе придется смириться. – В широкой улыбке Рэндалла блеснули зубы, но я не сомневалась – с большим удовольствием он впился бы ими в тонкую шейку Элеанор. – Леди Джанет здесь не для того, чтобы тебе нравиться, а чтобы обучать тебя. Чтобы не стыдно было тебя людям показать.
Королевич снова одарил Элеанор улыбкой сытого хищника и вышел, растворился в темноте коридора до того, как девица оправилась от возмущения.
Только рядом с королевичем Элеанор казалась слабой и беззащитной, святой ланью рядом с волком. Оставшись с ней наедине, с внезапной ясностью я осознала, что заперта вместе с крысой, а не ланью.
А крысы в иных случаях бывают гораздо опаснее волков.
Обуздав свою гордость, забыв о чести своей и величии предков, я склонилась перед безродной девчонкой. О, как я в этот момент понимала ярость Рэндалла! Вежливо расшаркиваться с той, которая несколько месяцев назад драила котлы и пасла свиней, которая лишь по капризу, по глупости брата стала равной ему, наследнику! Но Рэндалл мог смирить свою злость ради Гленна, я же – видя, что не глупость, не любовь, а тайные темные чары всему виной, – не желала себя смирять.
Но там, где наследник под щитом улыбки мог бросать безукоризненно вежливые оскорбления, я была вынуждена улыбаться, опустив глаза и прикусив кончик языка, глотая злые слова.
«Ты сама виновата, – твердила я себе, все сильнее и сильнее стискивая холодное кольцо, – ты сама виновата».
Элеанор долго и подозрительно молча меня разглядывала, не понимая, подсунули ей жертву на убой или же надзирателя. И