Её радость от растерянности поручика и желание ещё подразнить его быстро сменились раскаянием, потому что Титов на поверку оказался сильным мужчиной и стиснул девушку так, что ей в первое время почудилось – придавило всё тем же мотоциклетом. Да ещё оказалось, что везти пассажира на двухколёсном коне совсем не так просто, как ей прежде думалось. В результате то, что в этот момент Брамс не потеряла управление, можно было считать чудом.
Потом, конечно, поручик ослабил хватку, к поведению «Буцефала» под двумя седоками девушка приноровилась, и ехать стало легче.
Но тут во всей красе дала о себе знать ещё одна мелочь, о которой Аэлите стоило бы подумать заранее: всю дорогу Титов продолжал крепко обнимать её талию, что ужасно беспокоило и отвлекало. И отчего-то именно сейчас Брамс явственно вспоминались все те нормы поведения, которые ей безуспешно пытались привить с самого детства и которые обычно отбрасывались вѣщевичкой за ненадобностью. Сейчас она отчётливо понимала: всё это жутко неприлично. Что именно «всё», правда, понимала уже заметно хуже, но чувство неловкости от этого никуда не девалось и нимало не ослабевало.
Хорошо ещё, с «Буцефалом» Аэлита управлялась вполне уверенно даже тогда, когда думала о чём угодно, кроме дороги, иначе служащие уголовного сыска могли попросту не добраться до места.
Самый удобный путь к мысу – длинному, поросшему ивняком песчаному выступу, образованному слиянием двух рек, – пролегал по набережной большой реки. Мимо шумного порта, над которым водили носами железные журавли портовых кранов, мимо по-праздничному нарядного бело-красного женского Спасо-Преображенского монастыря и в тех же цветах высокого здания пивного завода, мимо гуляющих в старом саду горожан, ряда рыбацких пристаней и железнодорожного тупика, и наконец по грохочущим под колёсами доскам, устилающим переезд.
Основная дорога за переездом убегала влево, к мосту через приток, а они свернули направо, между непонятными дощатыми сараями, по щебёнке, оставшейся, вероятно, от постройки железнодорожной насыпи. Здесь «Буцефал» загарцевал так, что Титов едва не прикусил себе язык, но далеко Аэлита, к с счастью, не поехала: с десяток саженей, пока всё это ещё напоминало дорогу, а потом остановилась подле транспорта судебных медиков на большом пустыре, покрытом всё той же щебёнкой пополам с песком, да и заглушила мотор.
Новенький чёрный фургон с нарисованным на борту угрожающе-багровым, не выцветшим ещё щитом, на котором серая змея обвивала геральдический меч, уже стоял здесь. В распахнутой настежь кабине дремал, сдвинув на глаза кепку, шофёр.
После набившегося в уши треска мотора прибрежная тишина оглушала. Мягко шелестел ивняк молодыми, сочно-зелёными листьями, отблескивала на солнце живая гладь тёмной, высокой ещё после недавнего половодья реки. Позади роем гудел город, но тихо, отсюда даже приятно.
Одуряюще пахло нагретой болотистой сыростью – мыс ещё не успел до конца просохнуть. Натан, полуприкрыв глаза, вдохнул шумно, полной грудью,