– Чтоб ты подавился! – промолвила мама.
Такие резкие слова проклятия в адрес мощного гудка из уст людей старшего возраста мне и до этого много раз приходилось слышать. Но я не понимал, почему они так сердятся на него, думал, что это просто ворчание стариков, которые вообще не любят шума. А в этот раз и я рассердился вместе с мамой.
Я уже знал, что Клеменков – самый богатый человек Зиргана. На базарной площади у него есть большой каменный магазин. Самый хороший дом на русской улице – его дом. Построенная на перекрёстке каменная кладовая тянется на весь переулок. Ещё и пристани его на берегу Биргидели! Вдобавок вон выстроил нынче на противоположном берегу той же Биргидели большую, сплошь из кирпича паровую мельницу. С тремя жерновами! Мало того, что мелет муку – тут же работает и лесопильный завод. Иногда мы смотрели, разинув рот от изумления: толстое, не обхватишь, сосновое бревно по железным рельсам въезжает между пилами и в мгновение ока, превратившись в десять-пятнадцать досок, выезжает обратно. И на мельницу, и на лесопильный завод – одна труба. Наверно выше, чем минарет мечети! Если окажешься рядом, когда она вдруг загудит, на какой-то момент совсем оглохнешь…
Сколько богатства надо, чтобы выстроить такую мельницу? Наши отцы страдают на войне. А Клеменков? Наверняка, он помоложе нашего отца. Постоянно ходит в новенькой одежде. Чего стоит одна шапка на голове! Не знаю, из какого меха, но такого замечательного малахая ни у кого больше нет…
Не знаю, мог ли я так чётко рассуждать в то время о богатстве и бедности? Но я это чувствовал.
Пока мы озирались по сторонам, надеясь, что кто-нибудь протянет нам руку помощи, надеясь услышать какой-нибудь обнадёживающий звук, гудок звучал как будто издёвкой над нами.
Хотя мельница была почти в версте от этого места, и её не видно было сквозь оголённый кустарник, покрывающий берег, в тихом воздухе гудок, казалось, звучал над самым ухом. Он, разумеется, не может оказать нам никакой помощи, наоборот, только напоминает нам о том, что день уже прошёл, наступает вечер. Казалось, он говорил нам: вот сейчас наступит ночь, до утра вы вместе с вашей лошадью и арбой примёрзнете ко льду. И на самом деле начало смеркаться. Воздух холодеет. Залившая лёд вода замерзает на глазах.
Гудок, словно восхищаясь своим звуком, выл очень долго. Даже после того, как досыта нагуделся и замолчал, взвыл ещё разок, как бы говоря: я ещё не задохнулся.
– Чтоб ты выл на свою голову! – произнесла мама. Больше ничего не сказала. Растерянно смотрю ей в лицо. При виде того, в каком жалком положении