Глубокий, ровный голос не выдавал волнения.
Гай улыбнулся, радуясь, что не пришлось спрашивать самому.
– Мы все пойдем, с твоего разрешения… дядя.
Марий кивнул – такое обращение пришлось ему по душе.
– Конечно. Только держитесь сзади. Развлечение это опасное, как бы все ни обернулось. И еще одно: города вы не знаете, и, если придется разделиться, возвращаться в этот дом может быть опасно. Найдете в общественных банях Вальцина. Бани до полудня закрыты, но вас он впустит, если назовете мое имя. Понятно?
Марк, Гай и Тубрук переглянулись, ошеломленные тем, с какой скоростью развиваются события. При этом по крайней мере двое из них испытывали приятное волнение. Вслед за Марием они вышли во двор, где полководца терпеливо ждали его люди.
Кабера присоединился к ним в последнюю минуту. Глаза его были ясны, взгляд цепок, как всегда, но на щеках и подбородке пробилась седая щетина. Марк ухмыльнулся – Кабера в ответ нахмурился. Гай присмотрелся к стоящим впереди легионерам. Все загорелые и темноволосые, они держали в левой руке прямоугольные щиты, каждый из которых был украшен сделанной из латуни эмблемой Мария – тремя пересекающимися стрелами. В этот миг Гай понял, о чем говорил Марий. Это – солдаты Рима, готовые защищать город, но верные знаку на своем щите.
Все стояли молча и ждали, когда откроются большие ворота. Из тени вышла Метелла и поцеловала Мария. Он ответил горячим поцелуем. Солдаты смотрели на это бесстрастно, не разделяя бодрого настроения командира. Потом Метелла повернулась и поцеловала Гая и Марка. К своему удивлению, они заметили, что в глазах у нее блестят слезы.
– Возвращайтесь целыми и невредимыми. Я буду всех вас ждать!
Гай поискал глазами Александрию. Он смутно надеялся, что еще успеет рассказать ей о своем решении уступить дорогу Марку. Может быть, тронутая его благородством, она отвергнет притязания Марка? Увы, девушки нигде не было видно, а потом ворота открылись, и времени уже не осталось.
Вслед за солдатами Мария Гай, Марк, Тубрук и Кабера вышли на улицы Рима.
В Риме рассвет приходил обычно на пустынные улицы. Горожане в большинстве своем просыпались поздно, но уж потом трудились до полуночи. С введением запретного часа привычный порядок изменился, и когда Марий вышел со своими людьми за ворота, лавки уже открывались.
Полководец шагал во главе отряда легко и уверенно. Завидев солдат, прохожие предупреждали соседей криками, и Гай видел, как люди пригибаются и отступают в дверные проемы. После недавних беспорядков мало кто отваживался открыто глазеть на вооруженную процессию, спускающуюся с холма в направлении городского Форума, где и находились здания сената.
Поначалу их шествию никто не мешал, и вставшие пораньше горожане расступались, освобождая дорогу. Гай замечал недовольные взгляды и хмурые лица, слышал сердитое бормотанье. Чаще других звучало одно слово: «Scelus!»[3]
Рассвет выдался сырой и холодный, и Гая