Миллионщик с Сарой Бернар уже топтались под музыку посредине комнаты. При этом он доказывал, что черепная коробка мужчины должна быть чистой от волосяного покрова, дарованного нам старшим братом-питекантропом. Сарочка Бернар была согласна с ним и ласково провела ладошкой по его гладкому огурцевидному затылку.
Скульптор с архитекторшей догоняли общество за столом, сменив рюмки на стаканы.
Штабс-Капитан с грудастой графоманкой исчезли.
Пацанка положила в полумраке свою руку на мою и пригласила танцевать.
Из небытия возник супруг Сары Бернар.
Он стоял у книжного шкафа и наблюдал па-де-де жены с новым в своей сложной семейной жизни персонажем. Он стоял, скрестив руки на груди, под конской чёлкой его сверкали огнём два кузбасских антрацита. Это был не тряпка, не кисель, а муж, готовый чёрт знает на что за ради своей потрёпанной чести.
А те его не видели.
– Сюмюэль Джонсон говориль, что второй брак – это победа надежды над разумом, – пытался перекричать стерео своей луженой глоткой лысый и беззубый, раскачивая торсом и опуская руку всё ниже и ниже по рельефному огузку партнёрши.
Они вообще никого не замечали. И до них тоже никому не было дела, кроме, разумеется…
Он откинул чёлку с антрацитов и схватил лысого за преступную руку:
– Ты, козёл паршивый!
– Кто козёль? – не понял миллионщик и оттолкнул хозяина квартиры. Миллионщик, как и я, в гостях здесь был впервые и мужа Сарочки Бернар не знал. Тот атлетическим сложением не отличался. Худенький, голова только большая. И то не голова, а лишь волосы на ней огромной шапкой. Толчок был сильным, и худенький художник, распахнув тощим задом дверь, вылетел из комнаты. Миллионщик ринулся следом, должно быть, добивать. Сара Бернар ойкнула и побежала за ними. Я секунду помедлил в нерешительности и тоже направился за ними. Но опоздал. Миллионщик с хозяйкой уже возвращались. Миллионщик оправдывался:
– Откуда я зналь, что он твой муж!
Та успокаивала его:
– Не переживай. Он всегда так – убежит, потом вернётся.
Того, о ком говорили, видать не было, значит, опять где-то на стороне зализывал свои обиды.
– Вы куда? – наткнувшись на меня, спросила Сара Бернар удивлённо.
– Покурить, – соврал я не совсем удачно: все видели, что я не курю, а курящие курили не сходя с места.
В подъезде было прохладней, но пахло мочой. Я решил выйти на свежий воздух.
Я не помнил, на каком этаже нахожусь. У дверцы лифта увидел большую цифру три. Невысоко, можно и так спуститься, и я поскакал вниз, бегло разглядывая в тусклом свете шедевры настенной живописи и размышляя о богатстве фантазии юных художников.
Между вторым и первым этажами кто-то кого-то зажимал. Почти так, как на рисунке над их головами. Я сделал вид, что не заметил… Это