Ради того, чтобы отец не кричал?
Он крепко сжал мои плечи, пытаясь глубоко дышать, отчего его ноздри широко раздувались, будто у быка на родео.
– Да. Ты исправишься. Ты, мать твою, сделаешь всё, что я тебе скажу, – он крепко схватил меня за руку и потащил наверх, в комнату. Было больно настолько, что казалось, конечность вот-вот откажет, если отец не оторвёт её прежде.
Он с силой затолкнул меня в комнату.
– Ради чего мы тебе все эти книги покупаем? Чтобы ты их носил соседской девке? Ты хоть раз их сам открывал? – отец взял один из учебников и, не получая никакого ответа, швырнул его в меня, попав прямо в лицо. – Открывал, я спрашиваю?
Я чувствовал, как начала пульсировать боль. В голове, в руке.
Физическая боль лучше, чем эмоциональная. Эмоциональная разрушает изнутри, а оболочка, получающая внешние повреждения – ерунда.
– Открывал, – мой голос дрожал, а по щекам скатывались слёзы.
Почему я плакал? Мне же не страшно.
Слёзы сами катились, пусть я этого и не хотел.
– Какое же ты ничтожество, Ник, – отец с разочарованием покачал головой. – От тебя одни только беды. Всегда.
Я старался выровнять дыхание, понимая, что дальше последует. Отец всегда использовал запрещённый приём. Такой, который способен был меня сломать в любую секунду. Уничтожить.
– Ты нас скоро с матерью в могилу сведёшь своими выходками! Тебе мало того, что ты натворил?! Мало того, что убил брата?! Сколько можно портить нам жизнь?! – он уже не кричал. Он орал. Громко. Оглушительно. Но, уверен, скажи он те же самые слова шёпотом, они так же разорвали бы барабанные перепонки. Так же лишили бы слуха. Лишили воздуха в лёгких.
Утопили.
Утопили в вине и боли.
Он громко выдохнул, пытаясь обрести хоть какое-то подобие спокойствия.
– Сиди тут. Учи всё наизусть. После каникул всю программу чтоб рассказал Вансу. Ты меня понял? – я молчал. – Ты понял меня?! – заорал он.
– Да, – во мне нашлись последние крупицы сил, позволившие выдавить это простое и в то же время сложное, лёгкое, но невозможно тяжёлое, слово.
Словно удовлетворившись таким ответом, он выдохнул, успокаиваясь. А затем громко хлопнул дверью, оставляя меня в комнате одного.
А я так и стоял. Не в силах пошевелиться.
Густая слеза скатилась по щеке. Или это не слеза?
Прикоснувшись к коже, увидел, что на пальцах осталась кровь. Но мне не больно. Просто всё равно.
Я стоял посреди комнаты и смотрел в окно.
На соседний дом.
Дом, где всегда царили тепло, уют и счастье.
Находясь у Эмили, всегда завидовал её отношениям с родителями. Отношением родителей к ней.
Они любили её.
Меня мама тоже любила. Но она устала. Устала защищать меня, постоянно ввязываться в проблемы, которые вызываю любым неправильным вздохом, что так бесит отца.
Потому она всё чаще уезжала к бабушке, оставляя нас с отцом наедине.
Я знал, что он винил меня в смерти Джеймса, что мама