Здоровяк сильно кровенил правым боком. Кровь вылетала с него этакими пульсирующими фонтанчиками и вдоль следа тянулась алая волнисто-прерывистая «кардиограмма». Уже возле леса его размашистые прыжки заметно сократились. Было всё равно непонятно – то ли это от усталости и потери крови, то ли что-то задумал. Не спеша двигая лыжами, внимательно сквозь мушку вертикалки осматривал каждое подозрительное место. Куртина маленьких, почти новогодних ёлочек, плотно сомкнувшись между собой, вначале вызвала подозрение. Минут пять Павел Степанович держал её на прицеле, шестым чувством чуя угрозу, исходившую оттуда. До ёлочек от него было полсотни шагов, медвежий след вёл в противоположную сторону, повода для беспокойства не было. Вспомнилась поговорка про пуганую ворону, что боится каждого куста. Расслабившись, двинулся дальше, но через десяток шагов вдруг дошло, что его беспокоило в куртине ёлок. Снег! Да, снег! На некоторых ёлках снежные шапки были немного нарушены, словно кто-то потревожил ствол. Сердце зашлось от догадки. Павел Степанович резко разворачивался, ведя стволы по горизонту, одновременно вытаскивая из ремешков лыж ноги, а из еловых зарослей сквозь снежный взрыв летел ему навстречу раненый медведь. Здоровяк никуда и не ходил, получив смертельную рану, не стал тратить силы на далёкий переход, а как только отвязались сороки, сделав небольшой круг, лёг недалеко от своего следа, укрывшись в еловом молодняке. Здесь он терпеливо, истекая кровью, почти сутки ждал. В рывок к своему преследователю он вложил последние силы.
Стрелять вновь пришлось навскидку. С первого выстрела его не остановил, но промаха не было, зверя всего передёрнуло, в прыжках появилась вялость. Вторым бил почти в упор, шагов на пятнадцать. Здоровяка вновь передёрнуло. Перезарядиться не успевал и с двух рук кинул ружьё навстречу идущему низом зверю. Тот принял пас, мгновенно встав на дыбы, перебил вертикалку надвое, и она, вращаясь, как праща на ремне, улетела в снег метров на пятнадцать. Это и было нужно. Степаныч, пригнувшись, кинулся вперёд. Уходя вправо с линии атаки зверя, сунул с правой ему в бочину проверенный годами штыковой стилет. Нужное место он знал. Теряя равновесие, рвал движением кисти рукоять стилета вниз, вкладывая в это движение всю инерцию тела.
Мишка, показав чудеса реакции на движение, влепил по касательной, зацепив левое плечо и затылок охотника, но это было его последнее осознанное движение. Здоровяк на мгновение замер в стойке и, медленно осев назад, стал заваливаться на бок, впечатывая своей тушей в снег оглушённого Павла Степановича. Досталось ногам, медведь грохнулся поперёк их, и не было шансов пошевелиться. Последние конвульсии и предсмертная дрожь зверя через ноги передавалась всему телу Степаныча. Левая рука не двигалась в плече. Перед глазами