Сергей призадумался. Не хотелось верить, что его так вот запросто могут убить. Хотя он и слыхал про такие дела, что конвойные стреляют в зэков без всякой причины. Но чтобы так вот хладнокровно заранее спланировать убийство – это после того как они избили его до полусмерти, а потом он еще отсидел пять суток в одиночке, – это было невероятно. И все же он сразу поверил Керимову. Вспомнил перекошенное от злобы лицо Зубенко, хмурые взгляды конвойных, которые (он уже и сам заметил) следили за ним исподтишка и однажды уже пытались поставить в колонну с самого края, когда они шли из лагеря на объект. Тогда он не подчинился, потому что не любил ходить сзади, где обычно плелись доходяги. Да это и не дело конвойных – указывать кому и куда вставать. Обычно заключенные сами разбираются по пятеркам, а следят за этим бригадиры. Но даже и они редко вмешиваются. Это ведь не пионерлагерь. Заключенные и сами понимают, что и как.
Через несколько дней Сергей убедился в правоте Керимова. Конвоиры настойчиво пытались поставить его в последний ряд колонны, а уже на месте несколько раз отправляли за дровами в «запретку». Сергей всякий раз отказывался. Однажды его пытались заставить работать отдельно от других. Среди конвойных как раз был Зубенко. И Сергей решительно отказался. Тогда на него составили докладную об отказе от работы. Докладная ушла к начальнику лагеря, а Сергей решил, что пусть лучше его снова посадят в изолятор, чем пристрелят конвойные.
Он держался из последних сил. Борьба была слишком неравной. С одной стороны – лишенный всяких прав человек, брошенный на край земли, в насквозь промороженные пространства, а с другой – толпа вооруженных людей, наделенных правом убивать всякого, кто не подчинится их приказу.
Но все это закончилось очень быстро, хотя и не так, как того хотел Зубенко.
Утром во время построения колонны Зубенко подошел к Сергею и ударил прикладом в плечо.
– Быстро встал в последнюю шеренгу! – приказал он, крепко сжимая винтовку и показывая всем видом, что может шарахнуть еще раз.
Сергей сделал было шаг, но потом одумался.
– Я туда не встану. И на работу не пойду. Веди меня в изолятор! – проговорил так, чтобы слышали окружающие.
Зубенко сплюнул с досады. Слюна, не долетев до земли, превратилась в ледышку. Мороз был за сорок.
– Ну ты у меня попляшешь! – пообещал он и, обернувшись, крикнул стоявшим у ворот конвойным: – Эй, быстро сюда! И наручники там прихватите.
Сергей вскинулся.
– Зачем наручники? Я и так пойду. Я ведь не сопротивляюсь!
– Поговори мне еще. Не захотел по-хорошему, будет тебе по-плохому.
Сергей понял, что спорить бесполезно, и замолчал.
Через минуту к нему подошли двое конвойных, один держал в руках металлические наручники, покрывшиеся густым инеем.
– Ну-ка, оборачивайся, давай сюда руки! – приказал один.
Сергей повернулся спиной, подставил руки. В ту же секунду оба запястья словно