– Ну, не сердись, а? – протянула я. – Тут срочное дело, до моего дома было ближе.
– И что за дело?
– Книги библиотечные чиню. Хочешь, приезжай, поможешь, а? Я тебе бутерброды сделаю.
– Благодарю покорно! Я уж лучше останусь дома, яичницу пожарю.
– Хочешь, я все брошу и приеду к тебе?
– Не надо. У тебя машина в ремонте.
– Такси возьму.
– Не трать деньги.
– А чего же ты тогда сердишься, котик? – Я невольно улыбнулась.
Не знаю, как другие мужчины, но Петракову только предложи, – он откажется. Поэтому я и звала его к себе. Я просто знала, что он не приедет…
– Эля, ты сама захотела жить вместе со мной и я не понимаю, почему нельзя было предупредить?
– Но, мишутка, – начала я подлизываться к обиженному Петракову. – Так сложились обстоятельства! Кира Васильевна, наша библиотекарша, прижала меня, так сказать, к ногтю, в самом конце рабочего дня! А я совсем забыла об этих книжках! Ну, не сердись!
– И как ты перла эти книги? На себе? – заинтересовался Петраков. О, это снова что-то новенькое! Это что, ревность? Может, Петраков уже созрел для семейной жизни? А я – нет?
– Мишутка, я взяла такси!
– Тратишь деньги на ерунду! – рассердился Петраков.
– А что было делать, котичек? – Оп! Какое я слово придумала! – Ты пойми, я в институте работаю недавно, надо выслуживаться. Вспомни армию, коть. На любой работе существует дедовщина. Я должна это пройти! А на следующий год уже я буду кого-то заставлять чинить эти паршивые библиотечные книжки! Ну, пойми!
– Да все я понимаю, Казакова, – буркнул Петраков. – Просто в следующий раз предупреждай!
– Да, да, лисенок. Ты уже не сердишься?
– Нет, – буркнул «лисенок».
– Ну и хорошо!
– Отвезти тебя завтра на работу? – подобрел Петраков. Хотелось ответить, что нет, не стоит волноваться, меня подвезет Сусанна… Но вранье ни к чему хорошему не приводит. Да и Петракова обижать не хочется. Он так мил! Надо же! Предложил подвезти до работы! Жили себе столько лет отдельно друг от друга, и ничего! Никаких «где ты, черт возьми», «подвезти ли тебя до работы»… а тут… мужчины – странные существа. Дай им малейший повод усомниться в собственной значимости – и они на многое, оказывается, способны!
– Да, спасибо!
– Ну, жди, – и Петраков бросил трубку.
Я аккуратно, будто это хрустальная вещь, положила телефон на диван. Интересно, Севастьянов что-то понял из нашего разговора? Услышал что-нибудь? Хоть я и говорила тихо, а он был на кухне. Хотя… Ну, услышал и услышал. Он же должен понимать, что я не девочка. Когда женщина почти в тридцать лет одна – это непорядок. А если Севастьянов думает, что мне меньше – это замечательно, конечно, но разве сногсшибательная женщина бывает одна? Ну, бывает… Но хорошо, когда не одна. Пусть ревнует.
Севастьянов зашел в комнату, держа в руках бокалы.
– Я уже приготовил глинтвейн. Вот, оцените. – Он протянул мне бокал.
– Спасибо. – Я сделала глоток. – Чудесно! В самом деле! Сто лет не пила глинтвейна.