Врубаю свет. Они морщатся, перекатываются, пряча морды в подушки, но не просыпаются.
– Подъем! – рявкаю я.
Мать шевелится, кое-как перемещается в сидячее положение, светя своими обвисшими сиськами. Потом наконец соображает, что не мешало бы прикрыться.
– Ой, Толя, оденься, Серёжа пришёл. А ты чего так рано сегодня? – едва ворочая языком, спрашивает она меня.
Рано, блять. Двенадцать ночи.
– Толя, оделся и съ*бался нах*й отсюда, – понизив голос, чтобы не слышали соседи, цежу я. Стены у нас картонные.
Толя оказывается огромной жирной тушей. Поднимается, как гора, на материном разложенном диване, щурится, разглядывая меня. Чешет свои волосатые яйца.
Отвратительный, с заплывшей рожей, воняет на всю квартиру, как ей не противно с таким?*
– Это твой отпрыск, что ли? Чё борзый такой? – басит это чмо.
Начинаю закипать:
– Ты в курсе, что она замужем? Оделся и пошёл нах*уй отсюда, я сказал!
– А ну замолчи! – Мать встаёт с постели, накидывает на себя халат, завязывает вокруг талии пояс. – Тебя не касается моя личная жизнь, сколько раз говорила – не лезь! Я для того тебя растила, чтобы ты теперь мне всё портил?!
– Шлюха, – цежу я. – Отец скоро выйдет, как ты ему в глаза смотреть будешь?!
– Да как ты смеешь! – взвизгивает мать. – Твой отец сам сделал выбор, когда сел! Я его ждать не обещала!
– А что ты ему обещала? Со всем районом перетрахаться?! Чё уставился, козёл, я сказал, одевайся и вали отсюда!
– Пасть свою завали, щенок, не дорос еще мне указывать.
Достаю отцовскую монтировку из-под своего дивана.
– Давай проверим, дорос или нет.
Боров наконец соизволяет натянуть трусы, поднимает свою тушу с дивана и идёт на меня.
– А ну отдай, детям такие штуки не игрушка.
– Ты своих детей воспитывай, урод. А меня и мать оставь в покое.
Предпринимает попытку отобрать у меня монтировку, но я замахиваюсь и бью ему по рёбрам. Толя сгибается пополам, корчится от боли, а я опускаю монтировку ещё разок, поперёк его жирной спины, добавляя острых ощущений.
Мать визжит, вцепляется сзади в мою толстовку, пытается оттащить назад. Я быстро выкручиваюсь из её рук, но чёртов боров, воспользовавшись заминкой, успевает схватить меня за щиколотку и повалить на пол.
И в тот же миг на меня начинают сыпаться удары. Такое ощущение, что сразу отовсюду. В голову, в печень, в живот. Вспышки адской боли ослепляют, а потом я отрубаюсь.
10. Над пропастью
Не понимаю, как так вышло, что всего за несколько дней моя жизнь из нормальной и привычной, подчинённой строгому порядку, превратилась в полнейший неуправляемый кошмар. Ощущение такое, будто я вишу над пропастью на очень тонкой ниточке, которая в любой момент может оборваться. И я полечу вниз, на дно этой пропасти, и разобьюсь там вдребезги. Самое страшное, что конец ниточки находится