Но послушалась его только в одном – старалась сыну не перечить, давала ему, как прежде, деньги на карманные расходы и обуздала мужа, когда тот начал стучать кулаком по столу и выкрикивать угрозы в адрес «теленка и престарелой проститутки». Муж остыл, но тут же и забыл сына. Будто и нет его совсем. Не спрашивал о нем, не хотел о нем слушать. А жена даже рада была, что дома тихо, что осталась главная помощь мужа – деньги.
Роль оказалась не по зубам. Сын чувствовал в матери наигранность спокойствия, ужас, сидящий внутри. Порой она срывалась. Однажды принялась втолковывать с болью:
– Да ты пойми, что это бред, наваждение. Это просто старая несчастная женщина. Ну, помогал бы ей. Нельзя же так – головой в омут. Все забыть, все забросить. Ей жить-то осталось, может, пару лет. Или месяцев. А у тебя вся жизнь впереди. Она тебя использует! Недобрала внимания, известности, денег. Теперь компенсирует всеми средствами на старости лет. Ты ей для пиара нужен. Серебряный век, Серебряный век! А живет-то вполне по-современному. Понимает, что главное сейчас – засветиться. Не важно как. Чем чуднее, тем лучше. Да кстати, ты понимаешь, что ее в Серебряный век и на свете-то не было? Да и Серебряного века не было! Как вся Россия в то время жила? Незнакомки, лебеди – бред.
А ведь и тогда, как бывало и раньше, заставила себя не поверить, что говорит в пустоту, в непонимание, что черный взгляд не просто глубок, а безумен.
Сын впервые ослушался и ушел навсегда. Она больше не смогла с ним поговорить. Пыталась подстеречь у дома актрисы. Поехала в театр на репетицию спектакля. Ведь он теперь всегда был при ней, при своей новой хозяйке. Без толку.
Преодолев стыд и гордость, позвонила старухе. Получила в ответ – хуже плевка.
– Господи, голубушка! Да разве я его держу? Поверьте, я ему много раз толковала: одумайся, вернись домой. Но он так вскидывался, так смотрел… Как будто с жизнью прощался. Вы же его знаете. Вот я и спрашиваю себя… и вас: может, для него лучше так, как есть?
Ужасный ответ, потому что – правда.
Оставалось смириться. И держаться, притворяясь перед другими и самой собой. Маска силы – лучшая помощь. Вот только среди ночи маска никак не натягивается, и лежишь, и мучаешься. А днем ничего – короткая зарядка, холодный душ, каша для мужа. Машина, работа. Гасить оскорбительное сочувствие наигранным удивлением:
– Бог с вами! Вы же знаете наших журналистов. Они что угодно могут написать ради сенсации. На самом деле он просто помогает старому человеку. Выполняет определенные секретарские обязанности. Если честно, это я его уговорила. Что у нас за время такое – нормальное человеческое поведение кажется странным.
Ждала, цепенея, когда верткие молодые ребята не просто покажут сына, а и поднесут к нему микрофон, и он скажет что-нибудь бесповоротное, постыдное. Была почти благодарна старухе, которая на утренней телепрограмме ответила туманно: «Он мне милый друг. Помните у Цветаевой? Вот и он мне – милый друг». Потом вспомнила Мопассана.
Микрофон сыну поднесли, и не раз. Он только смотрел, улыбался и ничего не говорил.
Слава