Вот в чем главный прикол. Или еще… На истории. «А Сталин любил Россию?» Он этой своей оторванностью нашим чегеваровцам и понравился. А с другой стороны, они его дураковатости боялись. Что он чего-нибудь такое учудит, убьет еще кого. По крайней мере, шины резать с собой не брали. Насчет травки не могу сказать. А футболку с Че Геварой он носил. Ну, и когда их повязали, он в стороне остался, его особо не прорабатывали и из школы не выгнали. Может, поняли: псих он и есть псих. Мы его потом немного дразнили. Спросишь: «Ну, когда мировая революция?» А он набычится, покраснеет, кулаки сожмет. Даже страшновато было. Он довольно худой был, но жилистый. Лицо лошадиное. Травить его никогда не травили. Он же нас смешил. Можно даже сказать, хорошо к нему относились. В последних классах он особенно чудно́ выглядел: всегда в костюме, белой рубашке. Это мать его к институту готовила. И устроила куда-то на вечернее платное. Мы о нем часто вспоминали. В «Одноклассниках» о нем анекдоты курсировали. На самом деле никакие не анекдоты. Ну, чудик и чудик. И вдруг пронеслось: кто-то видел, кто-то кому-то рассказал. Что видели его по телевизору. С мумией этой. Вот этого точно никто не ожидал! Бред какой-то! И я однажды по телику увидел. Стоит, кретин, улыбается глупо. И рядом эта… кукла. Труп накрашенный. И тут он мне стал противен. Ничего смешного, просто мерзко до тошноты. Крыса. Давить таких надо. Лично я никаких фильмов про него и про его покойницу смотреть не собираюсь. Ах, любовь, ах, любовь! Да он педик или, как это… некроман!
Начинающий банкир крайне раздражен. Его мать, статная черноволосая женщина, отличная хозяйка и жена, на днях сказала ему осторожно, но веско: «Пора бы тебе жениться на Лилечке. Сколько можно ей голову морочить. И что тебе еще нужно? Красивая, чистоплотная, добрая. Чистая – такими только еврейские девушки бывают. Уж сколько лет вместе». Что возразить? Но как тогда быть с начальницей кредитного отдела, явно положившей на него глаз? С первой – чудесной, хозяйственной, трудолюбивой, принятой мамой институтской любовью – ему уже скучно, а со второй – тридцатидвухлетней «не красавицей, но умницей» – неловко. А еще он злится на себя за то, что сдался и закурил. Он хочет жить очень долго и не выглядеть быдлом.
Тетя бывшего соученика банкира, интеллигентная старуха в платке и длинной юбке, делится своей оценкой того, что в банковской курилке названо бредовой историей, совсем в другом месте и только с теми, кто близок ей по духу. Это люди достойные, некурящие и непьющие, ненавидящие банкиров и политиков. Им она откровенно и с удовольствием выкладывает то, что думает о своем племяннике:
– Фильм этот новый я, конечно, не смотрела. Не интересны мне ни актриса эта, блудница престарелая, ни совращенный ею грешник. В последние годы он мне только звонил. А раньше, когда учился в школе, то и навещал иногда. Тайком от матери. Но, если честно, для меня он уже был отрезанный ломоть. Разговаривать нам было не о чем. Для него мои темы – запретные. Все боялся маму расстроить. «Я обещал, мама не велела». А начало было хорошее. Я ведь
