Опять телефон за стеной. Крики секретарши:
– Але, але! Вы меня слышите? Говорите!
Секретарша стучала к нему, вошла, не дождавшись ответа.
– Андрей Андреевич, кто-то к вам пробиться не может. Межгород или заграница.
– Сто раз говорил: не входить без приглашения! Ты вот что – сегодня никого со мной не соединяй. Мол, я весь день на переговорах. Будет звонить кто новый, спрашивай телефон. Я сам потом перезвоню.
Когда за секретаршей закрылась дверь, отключил мобильный. Мелькнуло – а если жена? Нет, все равно, он имеет право на передышку хоть на пару часов.
Опять стук, опять секретарша. За ее спиной менеджер Дима. Черт с ним, пускай заходит. На его должность он собирался взять одинокую женщину без амбиций, но знакомые упросили. Сын их знакомых, милый мальчик, окончил тот же институт, что и Андрей, один год проучился за границей, случайно остался не у дел.
Милый мальчик, хотя и работал неплохо, раздражал с первого дня, в последнее время невыносимо. Вот стоит – новенькие джинсы «Босс», новенькая футболка поло. На ногах – боже упаси, не кроссовки! – хорошие итальянские туфли с ремешками. Слегка загорелый, мускулистый, аккуратно причесанный.
От молодежи из хороших семей исходит некий свет. Кажется – красоты. Но нет, присмотришься: глаза маловаты, рот кривоват. Тут другое – большие родительские квартиры, большие дачи на просторных участках, желудки, не загубленные магазинными котлетами. Сам Андрей начал разбег почти с самых низов, в институт попал через рабфак, пополняя рабоче-крестьянский процент. Еле остался в Москве, женившись прямо перед распределением на москвичке. Так что классовая неприязнь к золотой молодежи сидела давно. Но, ей-богу, не было при социализме таких молодых людей – столь непоколебимо уверенных в своей способности не ошибаться. Рядом с ними хочешь не хочешь – почувствуешь себя мертвецом.
Так всего и передернуло, когда рука с ровно подстриженными ногтями протянула пестрый буклетик.
– Добрый день, Андрей Андреевич. Вот, китайцы прислали каталог.
Паршивец, и где только так говорить научился: деловито, но не сухо, дружелюбно, но без подобострастия, на равных, но не фамильярно. Бывало, за границей поражал такой же тон – какого-нибудь портье. Ну, сейчас ты у меня попляшешь!
Механически листал глянцевые страницы с сияющими шампунями, кремами, кусками мыла.
– А почему перевода нет? Мы что тебе, просто так деньги платим? Протри глаза – это ж не иероглифы, это английский! Тут тебе не институт и не заграница на родительские денежки! Все на папочку с мамочкой надеешься?
И дальше – крещендо. С надуванием шейных жил, багровением лица, стучанием кулаком по столу.
Пару месяцев назад в ресторане, наболтавшись с американцами, блеснув идиомами и пословицами, похлопал Диму по плечу:
– Вот так-то. Мы и без заграниц в свое время кое-чему научились! А ты мне все бумажки с английского переводишь. Я ж его лучше