Конь – всему искон, он же и конец.
Варяги украшали носы кораблей драконами и змеями. А чем дом не корабль? Только плывёт он через другие воды – море времени. Точнее, скачет конём через них. От того родное, своё, племенное часто звали исконом или конём.
Отныне заморские гости не так высоко задирали нос, когда выплывали в реку Волхов, с которой шёл путь из варяг в греки. На берегу уже были не косматые и хмурые дикари с тёсанными кольями, а одетая в стёганный лён братия. И за их спинами высились могучие стены частокола и кони крыш. Такой город мог не пустить незваных гостей, и даже отразить их набег.
А назвали его просто – Новгород, потому как всё было теперь по-новому. И только спустя десять лет добавили одно только слово – Великий.
***
Свет факелов освещал кроны деревьев. Иней на ветвях сиял в ночи. Жегор вновь замер, рассматривая сказочные гроты, врата в ирей, на створах которых шевелились тени, будто перья берегинь.
Пока отчим не окликнул его.
Они шли мимо корабельной гавани. Остовы драккаров шеями драконов проступали через ночной мрак. Огонь выхватывал злые глаза, клыки и резную чешую. Лебяжьи груди кораблей не колыхались – корабли вмёрзли в реку. Обрадованные ледоходом, викинги вынесли их на воду, но весна обманула, и мороз ударил вновь. Норманны часто сетовали на непредсказуемую погоду Гардарики.
Борун постучал в ворота, на вышке показался русин в заячьей шапке с луком.
– Кто идёт? – крикнул он со шведским выговором.
– Свои. Конунгу колдуна веду.
Жегору наказано было возвращаться домой. Мальчику хотелось увидеть княжьи хоромы, но Борун опасался, что Рюрик не одобрит его хромоты и, чего доброго, велит изгнать увечного. Такие случаи бывали в здешних племенах. Телесный порок считали проводником скверны.
– И так с собой взял, благодарствуй. А теперь живо ступай! Нечего тебе там делать.
– Пусть идёт, – вдруг возразил слепой колдун.
Борун испуганно обернулся.
– Он теперь нужен, – продолжил Сурьян. – А вот ты можешь идти себе.
К ним уже подошли двое викингов из княжьего караула. Оружие велели отложить. Нож Боруна и посох-копьё Сурьяна. Слепой положил ладонь на плечо одного из дружинников, и вместе они вошли в клеть Рюриковой избы.
Прянуло теплом, загудела обмёрзшая кожа. Борун только теперь ощутил, как он устал. За три дня он поспал всего раз, и то – чутко и зябко. Жегор тоже чесал глаза. Тело в тепле налилось оттаявшей кровью.
Рюрик в это время беседовал со своей женой Дагни. В девичестве её звали Даруней, но славянский выговор давался Рюрику тяжело. Увидев на пороге гостей, Дагни встала и отошла к печи оправить лучину. Засеребрился её песцовый плащ,